За столбами Мелькарта - [45]

Гигант, расправившись с охотником, стал топтать коня, но вдруг пошатнулся, повалился на колени и рухнул на бок. Хобот его колотил землю. Но, когда подбежали охотники, животное уже затихло. В его маленьких чёрных глазах, казалось, светился укор.

Взявшись за руки, фарузии плясали вокруг слоновьей туши. Потом по одному они подходили к ней и, наклонившись, целовали слона в лоб, чтобы испросить у его могущественного духа прощение.

Ганнон оглянулся. Он отыскал глазами останки охотника и его коня. Бокх перехватил взгляд Ганнона:

— У нас говорят: «Кто идёт с копьём на слона, не знает, умрёт он или слон».

Охотники внезапно замолкли и остановились как вкопанные. В тишине прозвучал голос вождя.

— Делят мясо! — пояснил Бокх. — Голова и правая задняя нога достанутся тому, кто нанёс слону первую рану. Остальное мясо поделят поровну.

— А бивни? — заинтересовался Ганнон.

Маврузий не успел ответить. Вождь взмахнул рукой, и охотники со сверкающими в руках ножами ринулись к туше. Каждый заранее облюбовал себе кусок.

Уже стемнело. Было решено заночевать здесь. Вскоре загорелись костры. В их свете блестели обнажённые смуглые спины охотников. Карфагеняне расположились у одного из костров. Ганнон задумчиво глядел на прыгающие языки пламени.

Послышались шаги. Бокх принёс кусок хобота. Переворачивая мясо над огнём, он что-то шептал и покачивал головой. «Благодарит богов за удачную охоту», — подумал Ганнон.

Жареный хобот оказался превосходным угощением. Даже Мидаклит, обычно равнодушный к еде, без конца хвалил блюдо, а Малх клялся, что слоновий хобот вкуснее тунца.

Завернувшись в плащи, карфагеняне легли прямо на землю. Сон быстро взял их в свои объятья. Они не слышали ни воя шакалов, привлечённых запахом крови и мяса, ни заунывного пения фарузиев, охранявших спящих и добычу.

Когда Ганнон проснулся, охотники уже накалывали на палки куски слоновьего мяса. К удивлению Ганнона, знавшего, что слоновая кость ценится наравне с золотом, никто не дотронулся до бивней. Они валялись на измятой и окровавленной траве. Карфагенян поразили их чудовищные размеры. Правый слоновий зуб имел в длину почти шесть локтей и был так тяжёл, что одному человеку поднять его было не под силу. Левый бивень был короче и легче. Конец его казался стёртым.

Фарузии даже не представляли, сколько изящных украшений и ценных вещей можно было вырезать из этих бивней. По словам Бокха, они делали из них подпорки для хижин, когда поблизости не было леса.

К полудню охотники возвратились в селение. Они несли на палках огромные куски мяса. Старики и женщины, выйдя из своих хижин, встретили победителей торжественным гимном.

— О чём они поют? — спросил Ганнон у Бокха.

— Воистину доблестен тот, кто вступает в борьбу со слонами. Ибо сильнее слона в мире нет никого. — переводил маврузий. — В памяти нашей всегда пребудут отважные люди. Песня о трусе молчит. Трус и при жизни мертвец.

Золотая дорога

Ещё три дня оставались путники у фарузиев. Они побывали во многих хижинах.

Узнав от Бокха, что дурные люди похитили у карфагенян большую лодку, фарузии удивлённо покачивали головами. Им трудно было понять, как пришельцы, которым было оказано гостеприимство, могли причинить хозяевам зло.

Ганнон удивился, каким вниманием пользуются в племени старики. Им уступали дорогу, давали лучшие куски пищи, усаживали на почётные места. Вождь не принимал ни одного решения, не посоветовавшись со старцами, и их совет являлся для него законом.

Фарузии были довольны своей жизнью. Каждый род получал равную долю добычи, которая затем справедливо делилась.

Фарузии не имели откупщиков, от которых так страдали бедняки Карфагена. У них не было наёмников, так дорого обходившихся республике. Оружие носили все мужчины с шестнадцати лет. Перед тем как дать юноше оружие, его подвергали суровым испытаниям: заставляли бежать до изнеможения, прыгать через огонь с завязанными глазами, костяной иглой на его спине и груди выкалывали узоры. И когда они убеждались, что юноша ловок и смел, что он умеет переносить боль, ему вручали копьё с железным наконечником, лук и стрелы, подводили ему коня.

У женщин было пять занятий: они готовили пищу, кормили детей, лепили посуду, плели циновки, шили одежду. Но это не делало их рабынями отца или мужа. Отец не мог продать свою дочь, муж — поднять руку на жену.

Фарузии обходились без рабов. И это больше всего поражало карфагенян, привыкших на каждом шагу пользоваться услугами невольников. И, может быть, поэтому фарузии были так честны и трудолюбивы.

Из беседы с вождём Ганнон узнал, что до Керны всего лишь одиннадцать дней пути, из них семь дней придётся на пустыню. Надо только выйти на Золотую дорогу. Она ведёт с гор Хреты к Керне. До этой дороги вождь обещал дать Ганнону проводников.

Ганнон жадно слушал вождя. Особенно его заинтересовал рассказ о Великой дороге, пересекающей всю Ливийскую пустыню[75] с юга на север. Эта дорога вела через страну, которой владели люди с колесницами, и оканчивалась близ Большой воды.

— Да это же гараманты! — воскликнул Мидаклит, когда Ганнон передал ему рассказ вождя. — Ни одно из племён степной Ливии, кроме гарамантов, не владеет, колесницами.