За родом род - [22]

Скрипнула кожа седла — Зайцев подался вперед, порываясь пугнуть бригадира. Да нет. Удержался. До тех пор не пугнет, пока будет зависим от денег. Марашонов был членом правления. Знал, что Максиму, кроме зарплаты, платят за подработку. И мог — не раз намекал, когда Зайцев сшибался с ним в перебранке, — поставить вопрос: не в обход ли законам монтер получает вторую зарплату?

— Опоздал, Марашона, — сплюнул Максим, смиряя в себе неприязнь к бригадиру. — Я уж послан и так.

Бригадир шевельнул уголочками плеч, выражая пренебрежение:

— А посыльщик кто? Пряхин?

— Ну-у.

— Зря и поедешь. Туда мои люди ушли. Машина — не корабель. Небось вытащат без тебя.

Прокрутив ручку газа, Зайцев крикнул сквозь дребезжанье и треск:

— Погляжу, как вытаскивать будут! А потом за картошкой съезжу. — И помчался по мокрой дороге, сгоняя с нее ворон и собак.

За селом, в опояске прясел, лаская глаза, зеленела, как бархат, нежная озимь. Вдоль канавы цвели ивняки. Зайцев проехал поле и за опушкой берез, на спуске к ручью с перемычкой, увидел машину. Она зарылась бампером в землю, кузов торчал круто вверх, и четыре мешка наехали на кабину. Возле машины не было никого. Но слышался хряск топоров: мужики вырубали в березнике ваги.

Дальше ехать Максим не рискнул. Можно было засесть. Он развернулся. И пошел толочь сапогами грязь.

Шофер Андрейчик, меланхоличный, медлительный парень с красивым лицом, завидя монтера, кивнул помогавшим ему мужикам:

— Сам Сима на тяге приехал. Сейчас вытащит на верха.

Мужиков было двое: оплывший жирком Гриша Родин да жилисто-тощий Сережа Бусов. Мужики ухмыльнулись, бросили ваги комлями к колесам и, присев на столбы перемычки, изладились было перекурить.

— Стой-ко, ребята! — Зайцев, хлюпая глиной, приблизился к бортовой. — Покурите после! — голос его раздражающий, зычный, точно он не монтер, а начальник, распоряжаться которому не впервой. Обернувшись, он предлагающе хлопнул рукой по мешку, нависшему над кабиной. — На загорбок — да в гору! По мешку на архаровца! Ну-у?!

Переглянулись колхозники, как если бы Зайцев их оскорбил, да еще собирается и унизить.

— Кто самый смелый? — Максим подтащил мешок ближе к борту, приготовясь спустить его на мужичье плечо.

Андрейчик взглянул в сторонку, сонно сощурив глаза, как бы давая понять, что это к нему не относится.

— Нашел дураков, — проворчал Гриша Родин.

И Бусов в тон ему проворчал:

— Мы здесь вроде бы не за этим.

Максим попытался внушить:

— Без трактора вам ничего не сделать. А трактор когда придет? Сам председатель не знает. Я хоть тою порой отвезу на задел. Пускай сеются у Рычкова.

— Послал бог работу, да черт отнял на нее охоту, — сыронизировал Родин.

— Эдака грязь, — поддержал его Бусов. — По ней налегке пройти — ноги оставишь. А с мешком — не мечтай.

— Там без дела сидят! — Максим плюнул, закипятился. — А вы-ы? — Однако остыл, осутулился, поугрюмел, смекнув, что кричать на людей ни к чему. В потушенных лицах колхозников, пальцах рук, обминавших колени, и ушедшем куда-то в себя щурком взгляде было что-то отпорное, с чем людей никогда не подымешь на дело. И Максим потянул мешок на себя, посадил его на плечо и пошел с перевальцей в угор. Вырывая ноги из глины, он старался не напрягаться, чтобы оставить в себе силенок еще на такой же нелегкий подъем.

И все-таки он запыхался, вспотел и устал. «Боле не принести», — понял Зайцев. Но едва опрокинул мешок в тележку и распрямился, вскинув голову вверх, почувствовал бодрость. Она разливалась по всем его жилам, по всей крови, выгоняя из тела усталость. «Принесу!» — улыбнулся Максим.

Распустив из-под брюк рубаху, он направился под угор. И приятно смутился, увидев колхозников. Они шли, подминаемые мешками. Шли нехотя, стиснув зубы от напряжения.

— Не хватало жизнь под кулем оставить, — буркнул старческим ропотом Родин, имая подлобистым взглядом Максима — в надежде, что тот остановится и поможет. Однако, Зайцев не задержался. Не задержался и возле Сережи, который шел, согнув короткую спину так низко, что голова его опустилась почти до колен. Последним расплескивал грязь потемневший от пота Андрейчик. Мешок удобно лежал у него на плечах, но ноги, видимо, сдали и, делая выпляску, пьяно бросали шофера по сторонам. Максим поспешил. Притираясь к Андрейчику, принял мешок с плеча на плечо и, подправив его ближе к шее, тяжело и упрямо понес.

Загрузив четыре куля в тележку, мужики закурили, настроясь на разговор. И Зайцев бы с милой душой посидел среди них минут десять-пятнадцать, да надлежало ехать к Рычкову, в самую дальнюю из бригад.

5

Ветровое стекло мотоцикла сбивало в сторону встречный воздух. Не так уж быстро Максим и ехал, но ощущение скорости было приятно и заставляло его с благодарностью думать о мотоцикле. Поездил на нем он все-таки славно. Просто так. И с практической целью поездил. Для чего смастерил две тележки. Одну — чтоб возить пассажиров. Вторую — хозяйственный груз: сено, мебель из магазина, дрова, ягоды и грибы — все, что требовалось в хозяйстве. На ИЖе объезжал он подстанции и бригады.

Минуя Леденьгу стороной, по гривке старого бора, просекой ЛЭП Максим сократил дорогу едва ли не вдвое и въехал в Песок через двадцать минут.