За родом род - [24]

Зайдя на крыльцо, Максим Марии не улыбнулся.

Обед дожидался хозяина на столе. Максим набросился на еду. За весь обед только раз и взглянул на Марию. Да и то для того, чтоб узнать:

— За дочерью сходишь сама? Или мне?

— Задержусь, — сказала Мария, — собрание пайщиков.

— Понимаю, — Максим отодвинулся от стола. Открывая дверь в коридор, уловил краем глаза все тот же пристальный взгляд Марии, в котором читалось: «Неужели так будет всегда?»

8

День ликовал, играя на солнце шифером крыш и осколком разбитой бутылки, лежавшей в дорожной пыли как ненужная драгоценность. Ветерок шевелил низкорослые перья травы, наклонял головки желтых цветов вдоль дороги.

Работы сегодня хватало. Перевезти барабан, раскрутить с него провод, поднять на опоры и натянуть. Затем, прикрепив этот провод к штырям, заделать концы, соединяя один с трансформаторной будкой, другой со вводом в стене. Возле Максима всегда отиралась стайка ребят. И сегодня стоило только ему подвезти на тележке тяжелый каток, как ребята сбежались со всех переулков. Обычно Максим выбирал среди них одного, кто бы был позадорнее да покрепче. С ним и делал работу. И сейчас, кивнув головой Закипелову Гене, высокому, лет семнадцати парню с нахально-радостными глазами и длинными, в чалую масть крашеными вихрами, волновато лежавшими на плечах, почувствовал: дело пойдет.

Геня погладил усы, обвел взглядом ватажку ребят, глазевшую на него, как на уличного героя, улыбнулся им, словно братьям, и, взяв проволочный конец, стал его прикреплять к мотоциклу. Прикрепив, сказал:

— Разматывать, что ль?

Зайцев был занят катком: устанавливал ось, на секунду отвлекся, с опаскою думая про себя: «А вдруг этот Геня еще напортачит?» Хотел сказать было: «Нет!» Да Геня не стал дожидаться, уселся на ИЖ и, включив передачу, начал раскручивать провод, таща за собой. Расстелил от подстанции до столба, а потом еще до столба, а там до самого зерносклада, где и слез с мотоцикла, небрежно, как равному равный, махнув Максиму рукой:

— Подымать да натягивать будем?

Максим, забирая ухватом провод, чтобы закинуть его на траверс, пожал плечами, будто спросил: «Неужто сумеешь?» И Закипелов, набросив провод на блок, напряг свое тело, чуть накренясь над землей, и бойко, словно вожжи перебирая, задвигал пальцами и локтями.

Максим удивленно смотрел на Геню.

— Бывало у рук? — спросил, как только поднятый провод туго вытянулся и замер и на него моментально уселся откуда-то взявшийся воробей.

— Бывало! — Закипелов блеснул зубами и потянулся к монтерским когтям, чтоб забраться на столб — прикрепить к изолятору провод, да Максим рассмеялся:

— Расшиби твою голову, все-то ты можешь! Только туда я тебя не пущу. Лучше вон затяни хомут на подкосной опоре. Ключ с болтами и гайками там, — протянул палец к кожаной сумке.

Максим надел забренчавший цепями широкий ремень, обул когти на кирзачи и тут ощутил холодок от прищуренных глаз мальчишек, облепивших каток и тележку. По их лицам определил: обижаются, что взял на подмогу не их, а Геню. «Все ему, а нам ничего?» — прочитал в недовольных глазах.

Геня тоже, видать, прочитал в их глазах этот тихий укор. И поэтому крикнул:

— А им-то чего без дела слоняться! Пускай забирают лопаты да роют яму под заземлитель! Или вон мне помогают затягивать гайки на бандаже?!

— Можно и так, — согласился Максим.

Вязко цокая по столбу востриями когтей, Зайцев испытывал странное чувство. Было оно непонятно по нынешним дням, зато по мальчишеским — было настолько понятно, что он улыбнулся, увидев себя пареньком, у кого много радости и отваги, и хотелось ему забраться куда-нибудь вверх. И он забирался на елку, черемуху, на березу, лез сквозь упругие ветки на самую страшную высоту и, коснувшись заветной макушки, зачарованно долго смотрел в непонятный небесный зенит, за которым, казалось ему, было что-то такое, чего нельзя никому разглядеть. И теперь, скоргоча запором ремня, он лез и видел вверху кучерявые облака, белой мастью и легкой игрой на свету напоминавшие бойких козлят, торопливо бежавших к запретному огороду. А что было выше? Промоинки неба. А что за небом? За небом была неразглядная высь, в которой плавали тихие звезды. «Разглядеть и понять!» — ему вдруг замнилось, будто это и было главным, ради чего он живет. Разглядеть то, чего не дается глазам. Понять то, обо что разбивается мысль, не способная внять неспокойному зову сердца.

— Си-им! — поднялся с земли Генин голос. — Все готово у нас! Может, за лестницей сбегать? Приставить ее к зерноскладу?

— Валяй, — отозвался Максим и услышал оглушенный травой топоток, с каким молодяжка бежала за лестницей к ближнему дому.

Было Зайцеву так хорошо, так раскованно-славно, что он не заметил, как день пролетел и солнце, прижавшись к земле, овеяло Леденьгу красным закатом. Зайцев окинул взглядом подстанцию, провода, два еловых с укосинами столба и вытянул руку к дверям зерносклада.

— Включай!

Помощники бросились кто быстрее. И Геня средь них. Каждый хотел нажать на включатель.

Вспыхнул свет. И потух. Снова вспыхнул. Снова потух. Сколько было ребят, столько раз и свет загорался.

Геня первым вышел из склада, разрумяненный и довольный. Довольный, видимо, оттого, что день, в котором была приятная сердцу работа, закончился так, как ему и хотелось.