За окнами сентябрь - [89]

Приближалось Первое мая. Отдел торговли объявил на третью декаду большую праздничную выдачу продуктов. Все с нетерпением ждали ее. Римма — особенно. Второго мая Ляльке исполнялось двенадцать лет, и они с Натальей Алексеевной решили устроить ей праздник.

Весной «оттаял» и враг. Резко усилились обстрелы.

Двадцать четвертого апреля был жестокий комбинированный налет. Фашисты бомбили и обстреливали город несколько часов подряд. В их комнате вылетели стекла и перестал работать телефон.

Наталья Алексеевна была в клинике, Ляля — в школе, а Римма не успела уйти. Дом, стоявший в стыке с их домом, загорелся, в него попал термитный снаряд, и к ним во двор стали падать горящие головешки. Приехавшие пожарные не могли отстоять его — не было воды, их усилия сводились к тому, чтобы не дать огню перекинуться на соседние дома.

Как только прозвучал отбой, Римма положила в сумку все документы, на случай, если дом без нее сгорит, и, забыв от волнения привычную осторожность, сунула туда же все карточки — обычно их носили на себе, глубоко запрятав, и побежала к автомату узнать, жива ли Наталья Алексеевна. Выяснив, что все благополучно, подошла к Лялиной школе — она стояла на месте — и решила сразу пойти на АТС заявить о телефоне. На пустынной улице ее нагнали двое парнишек, один подставил ногу; падая, она выпустила сумку, они подхватили ее и побежали. Вскочив, Римма бросилась за ними, мальчишки вбежали в какой-то двор, она — тоже, но там было несколько подъездов, и она поняла, что их не догнать. Это была катастрофа — шесть дней без карточек не прожить. Отупев от ужаса, Римма стояла в чужом дворе. Что теперь делать? Куда идти? Домой — невозможно… Как сказать маме и Ляле? Она… убила их…

Римма вышла из ворот и побрела без цели, без смысла, только бы уйти подальше от дома. Что за преступная рассеянность? На подкладке пальто, под мышкой, пришит специальный карман для карточек, почему она не положила их туда? Заторопилась! Растяпа несчастная! На минуту вспомнила, что в сумке были паспорт, комсомольский билет, диплом, брачное свидетельство, Лялина метрика. Кажется, мамин паспорт она тоже схватила… Все это с трудом, но можно восстановить, карточки — нельзя, есть строжайший закон.

Еще полчаса назад все было хорошо… Если бы можно было переиграть, вернуть назад эти полчаса…

«Спокойно! — велела она себе. — Думай! Думай! Ты обязана во что бы то ни стало раздобыть еду!»

Смертельно захотелось курить. Показалось: закурит — лучше будет соображать, что-нибудь придумает. Появилась маленькая цель. Стала высматривать военных, у них всегда есть курево. Прошел один, другой, она не посмела подойти. Из-за угла вышли, негромко разговаривая, трое военных, она решилась и встала у них на дороге. Они остановились, один из них недовольно спросил:

— В чем дело?

— Простите, пожалуйста, — прошептала Римма, сдерживая слезы, — у вас не найдется одной папиросы или завертки?..

— Нехорошо курить, девочка, — укоризненно ответил он.

— Я взрослая… у меня несчастье… карточек нет… украли… вот только что…

Они, как по команде, вынули пачки «Беломора». Римма хотела взять одну папиросу, но они стали совать ей пачки:

— Берите, берите все, у нас не последние. Спички есть?

— Ничего у меня нет… сумку вырвали… Спасибо. Большое спасибо… — заторопилась она уйти.

Отойдя от них, Римма вбежала в какой-то подъезд, села на ступеньки и жадно закурила. Начатые пачки спрятала в тот карман, где должны были лежать карточки. Если бы они там лежали!..

Куда идти? В Акдраму? Товарищи помогут — оторвут крохи… Она не имеет права брать, они тоже голодают… И не спасут их крохи… Зимин! Он поможет, но пока дойдет письмо… Шурка? Она вспомнила о ней в первую же минуту, но не позволила себе даже думать об этом.

За это время Шурка несколько раз звонила, весело спрашивая: «Не надумала чего отдать?» Римма резко обрывала ее. А неделю назад Шурка пришла. Увидев Ляльку, сидевшую за уроками, очень удивилась и спросила:

— А это кто?

Римма объяснила.

Шурка поджала губы и хмыкнула:

— Не померла, значит? А доходягой была.

Чуткая Лялька, уловив неприязнь, подошла к Римме и тихо спросила:

— Можно, я пойду погуляю?

— Полчаса, Ляленька, не больше, — подчеркнуто ласково ответила Римма. — Оденься как следует.

Когда девочка ушла, Шурка набросилась:

— Полоумная ты баба, Римка! Надо же! Такую обузу на шею вешать! В детдом веди. Мать померла, отец воюет — значит, государственный ребенок.

— Если хочешь ко мне приходить, не смей обижать девочку! — вспылила Римма.

— Во-он как говоришь… — Шурка встала. — Она, значит, прынцесса, а я — пошла вон?

— Она не принцесса, и тебя я не гоню. Считай, что она моя сестра, дочка…

— Еще станет тебе эта дочка поперек жизни, — посулила Шурка и без перехода спросила: — Вещички-то отдашь?

— Я, кажется, ясно сказала.

— Мебелишку, что купила, — пояснила она.

— Разумеется.

— Тогда ладно. Пойду. — В дверях она остановилась и покачала головой: — Ох, Римка, зря плюешь в колодец! Еще пожалеешь!

Вернувшаяся Лялька с недетской ненавистью сказала:

— Противная тетка! Красная! Крови насосалась! Всех объела! Не пускай ее, Ришечка, — умоляла она.

После этого идти к Шурке было невыносимо, невозможно… но больше идти было некуда.