За окнами сентябрь - [91]

Лето облегчило им жизнь, но оно же принесло новые тревоги: все упорнее говорили, что фашисты готовят массированный удар, есть приказ Гитлера взять Ленинград.

Они жили в постоянной тревоге, но не сомневались, что приказ Гитлера выполнен не будет.

В один из летних дней опять появилась Шурка. Она была озабочена и деловита.

— Комнату получила, — сообщила она. — Хорошую. Двадцать три метра, в два окна. На Садовой. И Сенной рынок близко.

— Тебе же Иван Филиппович запретил ходить на рынки.

— Сегодня слушаю, завтра наплюю, — она независимо дернула головой и неожиданно спросила: — Ты «Войну и мир» читала? Про что там?

Римма развела руками — легкое дело пересказать «Войну и мир»!

— А княгиня Вера там есть?

— Графиня Вера?

— Княгиня, графиня, не все равно? Чего она там наделала?

— А зачем тебе?

— Филиппыч с утра ругаться стал: «Ты, говорит, как княгиня Вера из «Войны и мира», такая же бездушная, ничем кроме себя не интересуешься, только что красивая». А когда уходил, посмотрел с насмешечкой и брякнул: «Не зря говорят — красота приглядится, а ум пригодится». Дурой меня считает, — пояснила она. — Не глупей его!

Очевидно, их отношения дали трещину.

— Скоро за вещичками приеду, — пообещала она уходя. — Как Жорик грузовик в части получит, так и приедем.

Римма поняла, что готовится передислокация, Шурка отойдет на подготовленные позиции.

— А Валера пишет? — не удержалась она.

— Ранен Валерочка, — вздохнув, ответила Шурка, — уж из госпиталя письмо прислал. Теперь хоть не убьют.

— Тяжело ранен? Куда?

— Нога перебита. Пишет: стараются сберечь.

Через несколько дней Шурка приехала за мебелью. У Жоры вид был недовольный или смущенный. Осмотрев вещи, он вызвал Римму в коридор.

— Слушайте сюда, — серьезно сказал он. — Может, не повезем?

— Как не повезете? Почему?

— Или я не понимаю, что все за куски куплено?

— Как ни куплено, а куплено.

— Ну, смотрите сами, — вздохнул он. И они с Шуркой поволокли вниз тяжелый зеркальный шкаф.

Жоре пришлось сделать два рейса. К концу погрузки он совсем помрачнел и на ходу зло сказал:

— У нас в Одессе налетчики больше оставляют.

Только после их отъезда Римма поняла, сколько вещей Шурка скупила. Комната Натальи Алексеевны, раньше перегороженная зеркальным шкафом и служившая им одновременно столовой, оказалась почти пустой. У одной стены остались стеллажи с книгами, на полу стояла вынутая из буфета посуда. Голые окна с выбитыми стеклами подчеркивали разорение. Ветер свободно гонял обрывки бумаги.

В Римминой комнате тоже стало просторнее: Шурка увезла большое вольтеровское кресло и два маленьких, обитых ситцем.

Римма боялась, что мать огорчится, но та, войдя в их комнату, удовлетворенно сказала:

— Наконец тут можно жить. Сколько лишних вещей держим. — В свою она даже не пошла.

Вскоре Шурка забежала сказать, что порвала с Иваном Филипповичем и уехала от него. Сообщив об этом, Шурка пренебрежительно скривилась:

— Да ну его! Надоел! Все совесть ковыряет, за старуху свою трясется. Нужен он мне! — и с гордостью добавила: — Комната теперь есть — не пропаду. Сама по себе буду.

Ко второй военной зиме они готовились не щадя сил — стали уже опытными блокадниками.

В августе Федор Иванович два раза брал их с собой в лес за грибами. Он знал места в районе Лисьего Носа. Часть пути они ехали на трамвае, часть на попутных машинах, часть пешком. Грибов было очень много — некому собирать.

— Долго еще быть войне, — вздыхал Федор Иванович. — Гриб — к войне.

В лесу было тихо, душисто, здесь не бомбили, не обстреливали. Они спокойно набирали полные корзины. А Ляля еще собирала бруснику в кружку и на обратном пути кормила их, точно отсчитывая ягоды. Отдельно в бумажку она откладывала «бабушке», то есть Наталье Алексеевне. Лялька была заботливым человеком.

В одну из поездок их по дороге настиг сильный обстрел. Они залегли под кустами на мягкую, остро пахнущую осенью траву. Римма прикрыла собой Ляльку, и та моментально уснула, крепко, сладко, словно в постели, — так привыкла к бомбам и снарядам. Римма еле добудилась ее. Она подняла розовую мордочку с налипшими травинками и долго хлопала глазами:

— А что мы здесь делаем? — Она даже забыла, что загнало их сюда.

Грибы были большим подспорьем: из них варили суп, жарили на постном масле и немного засолили впрок.

В сентябре под водительством Федора Ивановича они ездили на окраину, там разбирали старые деревянные дома и заборы, — заготавливали дрова. Половину — городу, половину — себе.

Первое время выматывались до предела — не умели пилить. Набили кровавые мозоли, ходили с забинтованными руками, но к концу месяца Римма с Лялькой работали как заправские пильщики.

Теперь у них была полная кладовка дров и еще на кухне сложили высокую поленницу.

Окна в их комнате Федор Иванович забил фанерой — стекол не было, щели заткнул тряпками, а поверх набил одеяла. Они остались без дневного света, но не унывали: много ли его бывает зимой? По карточкам теперь выдавали керосин, в кладовке среди рухляди Римма нашла керосиновую лампу, и коптилка ушла из их быта.

Вторая военная зима наступила рано, 20 октября выпал снег. Жизнь была еще очень трудной, но после пережитого казалась вполне терпимой.