За далью непогоды - [61]

…Когда на Сиговом ручье вышел из строя бульдозер, а потом одна за другой еще три машины, Иванецкий предложил повернуть назад — переформироваться и усилить колонну, пока не поздно. Виктор, стыдясь такого позорного возвращения, догадываясь, что отрядники поддержат его, не согласился. Как же так?! Барахсану нужна трасса, а мы будем мотаться туда-сюда…

— Хорошо, — сказал Иванецкий, — пойдем дальше. Но бросить под снегом новые машины я не могу. Не имею такого права. Значит, водителям придется остаться. А мы дадим радиограмму, придет аварийная бригада, сдадите свои колымаги по акту и вернетесь вместе в Барахсан…

Едкий смешок прокатился среди шоферов. Кто-то спросил:

— Да что мы, суслики, что ли?! И какая бригада, а погода?! Вдруг пурга?! Занесет так, что и с миноискателем не найдешь после…

— Не имею права, — жестко ответил Иванецкий.

— Во дает! Машины бросить не может, а людей бросает…

В разговор вмешался Бородулин:

— Куда она, к черту, денется, техника! Белые медведи на ней, что ли, ездить будут?.. — И ребятам: — Не соглашайтесь, орлы, померзнете в одиночку, как кулики на болоте… Это у него шкура дубовая…

Иванецкий взвинтился:

— Я отстраняю вас от маршрута, Бородулин. За разложение коллектива и подрыв авторитета…

Бородулин не дослушал. Хоть и негромко, но разборчиво сказал:

— Дурак ты, товарищ Иванецкий. Я ж эту тундру как свои пять пальцев знаю, а ты?! Да куда вы без меня денетесь?!

Мало-мало погорячились все, но склоку прекратили, И не столько от этой размолвки, сколько от неуверенности ребята приуныли, замкнулись. Сами-то вроде и ничего, а машины нервничают. То одна гробанется, то другая. Дороге конца не видно — сорок с гаком пройдено, а машины летят. И паники вроде нет еще, но боевой неделю назад народ как подменили. Ходят все как в воду опущенные. Приглядишься, а в глазах у каждого сомнение: нет, не дойдем…

Иванецкий отдал новый приказ:

— Следовать налегке, с оставленных машин ничего не брать!

И тут опять Бородулин: на свой страх и риск перегружает продовольствие, дрова, бензин. Снегирев, видя нерешительность товарищей, помогает ему. Иванецкий, вне себя, подскакивает к ним.

— Бородулин!.. — кричит. — Бородулин!..

Сам белый, как мел, трясется. А Бородулин улыбается.

— Отойди, что пристал! Я ж замыкаю, не отстаю… Чего надо?! — И погрозил: — А то наеду колесом на сапог и остановлюсь…

На четвертый или на пятый день «безлошадным» остался Снегирев — заклинило мотор. Со своей машиной Виктор был и не прочь остаться, но и Иванецкий к той поре уже совсем сник. Колонна забуксовала почти на ровном месте и встала, как по команде. Слух пополз: раз Иванецкий заболел, значит, придет вертолет. Снегирев — заместитель, что он скажет: отправит половину отряда назад или оставит?..

Снегирев не нашел ничего лучше, как спросить собравшихся в кучу мужиков:

— Вы доверяете мне?.. Говорите, что думаете!

Ясно, куда клонит: ты ему палец в рот, а он и руку оттяпает. Мнутся, — все же не проявил себя заместитель. А может, думают, назначенный — это одно, а выбранный — совсем другое?! Молчат. Молод Снегирь, есть и постарше. Иванецкий вон с бородой, а и то… Заговорил наконец Бородулин, как гвозди вколачивает:

— Ты, Снегирев, парень хороший, но твердости маловато. Да и авторитет теперь — какой он у тебя? Машину посадил, а шофер без машины — хуже и не придумаешь!.. — Помолчал немного и по самую шляпку вбил: — Подмял тебя Иванецкий!

— Справедливо, — признал Виктор. — Но это трасса… Машина у каждого может полететь. Ты-то что предлагаешь?..

— Я, — говорит Бородулин, — не предлагаю, а объявляю начальником отряда себя. А тебе, товарищ Снегирев, учитывая твою биографию, предлагаю стать комиссаром отряда. Отряд в основном комсомольский, а ты человек подкованный и не трус, оправдываться не стал. Как, орлы, одобряете?!

Такого самозванства тоже не ожидали, загалдели.

Ромка Гиттаулин, машина которого стояла в этот день головной в колонне и он побаивался, что на очередном торосе сам останется без капота, поднял руку.

— Ребята, дайте я стану в хвост, на готовую колею, а заболеет кто, так я тоже скажу, что буду вашим начальником…

Камешки в бородулинский огород. Алексей пахнул полушубком, поведя плечом в сторону Снегирева:

— Ответь, комиссар!..

— Гиттаулин прав, — согласился Виктор, — головные должны меняться. Кто впереди, рискует больше других.

— Не то, комиссар! — осадил Бородулин. — Я понимаю так, что ни один водитель чести быть первым сам не уступит, и Гиттаулина я в хвост никогда не поставлю, потому что впереди должно быть два аса. Один спотыкнулся — другой ведет колонну, чтоб ни проволочек, ни остановок не было.

— А ты ас?! — кричат ему. — Сзади, да?!

— Конечно! — смеется Алексей и отшвыривает папиросу в сторону. — Заявляю ответственно: если через двадцать минут не стану из хвоста колонны в голову, значит, тебе, Гиттаулин, начальником быть, а я так и поплетусь сзади…

Сказал и пошел не оглядываясь, зная, что все ему глазами спину буравят.

Вразвалочку, нараспашку шел Алексей Бородулин мимо шоферов из головы колонны в хвост, к своей урчащей на малых оборотах машине и чувствовал, как смотрели они ему вслед — одни испуганно, недоверчиво, другие скептически и насмешливо, может быть, хотели крикнуть в его широкую, чуть согнутую спину, остановить, ведь кругом снежная топь, а они едва пробились через эту низинку, показавшуюся им сначала неглубокой, и было жаль им, если из-за глупого спора погибнет, захлебнется в снежном месиве еще один мотор. Но какая-то сила удержала их на месте, никто не крикнул, не остановил Бородулина. Они только вздрогнули, когда на морозе звонко щелкнула стальным замком дверца кабины, и у каждого что-то заныло ответно в груди, когда натужно взревел мотор и машина Бородулина нехотя, словно спросонок, дернулась назад.