За далью непогоды - [58]

Шрифт
Интервал

— Имей в виду, за каждого водителя отвечаешь мне головой.

Желающих попасть на трассу было много, и каждого Силин опрашивал с пристрастием и горячностью, каких даже свой брат шоферы не ожидали от него.

Самых надежных, опытных ребят Силин знал заранее, ждал их и довольно потирал себе шею, когда они являлись, и ответ их — «Я же комсомолец!..» — на его вопросительное: «А ты что?!» — вполне удовлетворял Гаврилу Пантелеймоновича. Но когда ввалился к нему в контору громада Бородулин, Гаврила Пантелеймонович не удержался от подковыра:

— А что, Алеха, и ты комсомолец?!

— Как и вы, Гаврила Пантелеймонович…

— Я-а!.. Я, брат, даже не командую. Пропускаю через сито…

— Что-то ты комсы много отсеял!

— Ничо, ребятки крепкие… Шабаев не берем. Указ!

— Не по адресу, Гаврила Пантелеймонович, нехорошо… Ведь вы меня знаете, а я б пригодился. Любую машину вытолкну, а?!

— Дадим бульдозер, мороки меньше.

— Зря… Бульдозер в ямку — считай, разулся по льду. Тыры-пыры, а клепать как? Не склепаешь…

Все-то это верно. Запасец бородулинской силы не помешал бы на трассе. Может, придется и машины на пуп дергать, да не лежала у него душа к Бородулину, эх, не лежала… Гаврила Пантелеймонович с тоской вспомнил день, когда Бородулин появился у него в конторском балке. Не по вербовке, не по путевке — самоход, как таких прозвали.

Широкоплечий, грудь бочкой, кепчонка-блин набекрень. На стол заявление: «Прошу дать экскаватор». И кулак рядом — для убедительности, должно быть, — с татуировкой: «Исправленному верить!» и прыгающий олень, похожий на эмблему горьковского автозавода.

— Водитель? — спросил Силин.

— Второй класс. Бегал Москва — Крым — Москва; помидорчики, фрукты…

— А с бетоном знаком?

— Я, начальник, со всем на свете знаком, кроме геморроя, и всю вашу станцию могу один построить…

— В чем же дело?!

— В цене не сойдемся.

— Сколько просишь?

— Три куска для затравки.

Он знал таких, которые не соглашались на «сколько дадите», но и оправдывали себя, только скромнее держались.

— Экскаваторов нет, — задумчиво ответил он ему. — А как, за воротник… любишь закладывать?

— Пропускаю, — добродушно признал Алексей, — но ведь мою будку своротить — ларька не хватит.

— Проверял уже?

— Шучу. Стопочку вместо антифриза, чтобы в мороз мотор не прихватило, — это можно.

Прижимистый, подумал Гаврила Пантелеймонович, больше, чем на рублевку, не раскошелится. А экскаваторщики нужны… И сказал:

— Пока дам тебе «МАЗ» или «КрАЗ». А экскаваторы придут — посмотрим…

Бородулин подумал.

— Так, начальник, не пойдет, — вздохнул он. — Заявленьице оставь, чтобы место забито было… И «МАЗ» ты мне не давай. Тяжелый он, черт, неповоротливый. Я у тебя «ЗИЛы» бесхозные видел, охотников на них мало. Теперь каждому слона подавай…

— Да тебе-то что за выгода, друг? — не понял Гаврила Пантелеймонович.

— «ЗИЛ» машина безобидная, не капризная, пацана посади, день холку потрет — вот тебе и извозчик. Это я, — засмеялся он, — чтобы ты потом не говорил, что замены нету…

«Хитрован», — покачал головой Силин, но заявление его на экскаватор оставил, под стекло положил.

— Начальник, — заулыбался Бородулин, — с первой получки букет роз будет стоять на этом червивом столе…

Силин приглядывался, как он крутился на «ЗИЛе». Ничего, управлялся. Не пил, во всяком случае, на трассе запаха от него не было. Но чем он смутил Силина, так это исполнением своего невероятного обещания. И впрямь поставил ему розы — шикарный букет!.. Поглядеть на них, на живые, заворачивали к Силину люди даже с левого берега. И не устоял он перед бетонщицами из бригады Надьки Капустиной. Завздыхали, заохали они, у самих губы-то как бутоны, а ему говорят, лукавые шельмы:

— Сила Гаврилыч, миленький! Розочки ж у тебя бензином провоняют…

Махнул он рукой:

— Забирайте!

Все приставали к нему, откуда достал да как, а он и сам не знал. Загадка!.. Правда, с Бородулиным друзьями они после этого не стали. Как-то он спросил его, угощая папиросой:

— Леха, брешут, что ты вроде калымить здоров. Но частника у нас нет, левака не дашь. За что ж поклеп на человека?!

Бородулин, не ожидавший такого подхода от Силина, о чем тут же ему и сказал, плюнул смачно, затер сапогом окурок.

— Что так?! — ухмыльнулся Гаврила Пантелеймонович.

— Вот сексоты, донесли уже! Подонки!.. — костерил неизвестно кого Бородулин. — Сами просят и сами же потом закладывают…

— Да на кого ты взъелся?

— На кого!.. На УПП, на кого же?!

УПП — управление подсобных предприятий — обеспечивало работу бетонного завода, для чего имело в распоряжении два десятка самосвалов. Но завод работал неритмично, и случалось, есть бетон — нет машин, есть машины — нет бетона. Диспетчеры УПП умудрялись перехватывать самосвалы с других участков, так и выкручивались, а водителям оформляли наряды на свою кассу.

— Ну что ж, — вздохнул Силин, не скрывая едкой усмешки, — так, глядишь, быстрей в коммунизм проскочим…

— За коммунизм я тебе, Гаврила Пантелеймонович, ничего не скажу, — обиделся Алексей. — Нам в нем не жить, и рассуждать: а как бы, а что бы, — это все равно, как если б я был мужик, а ты баба, а мы б сидели на печи, рассуждали про кирпичи…

— Что так? Ай не знаешь, чего хочешь?!


Еще от автора Вячеслав Васильевич Горбачев
По зрелой сенокосной поре

В эту книгу писателя Вячеслава Горбачева вошли его повести, посвященные молодежи. В какие бы трудные ситуации ни попадали герои книги, им присущи принципиальность, светлая вера в людей, в товарищество, в правду. Молодым людям, будь то Сергей Горобец и Алик Синько из повести «Испытание на молодость» или Любка — еще подросток — из повести, давшей название сборнику, не просто и не легко живется на земле, потому что жизнь для них только начинается, и начало это ознаменовано их первыми самостоятельными решениями, выбором между малодушием и стойкостью, между бесчестием и честью. Доверительный разговор автора с читателем, точность и ненавязчивость психологических решений позволяют писателю создать интересные, запоминающиеся образы.


Рекомендуем почитать
И еще два дня

«Директор завода Иван Акимович Грачев умер ранней осенью. Смерть дождалась дня тихого и светлого…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.


Пятый Угол Квадрата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Встреча

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слепец Мигай и поводырь Егорка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Нет проблем?

…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.