За далью непогоды - [44]

— Я приготовлю, Тихон Светозарович, вы сидите… — поспешил Никита, заметив, что Малышеву нездоровится.

— И то… — вздохнул Малышев.

Он действительно был нездоров в эти дни.

Участившиеся эпидемии гриппа, как ни осторожничал, как ни берегся, где-то зацепили его последней волной. Хорошо, что уже отлежал минимум и теперь, несмотря на слабость, на ноющие боли в суставах, поднялся. Он полулежал в кресле, вязаный шарф сбился на шее, и когда сухой кашель одолевал его, видно было, как под белой, дряблой старческой кожей судорожно ходил маленький, как горошина, кадык. Побыв с Малышевым и немного успокоив его, Никита выразительно поглядел на часы, заторопился, засобирался, но Тихон Светозарович, не спрашивая ни о чем, резким движением руки остановил его — сиди!.. Отдышавшись и бросив под язык ментоловую пилюлю, он слегка приподнялся и долго смотрел в окно, на сверкающий снежными вершинами и пиками крыш муравейник жилых домов. Лицо Тихона Светозаровича с белесыми под стеклами очков, а когда-то ведь синими глазами зарозовело не то от недавнего приступа, не то от предвечернего света неяркого по зиме, красноталого солнца. Чем были поглощены его мысли, Никита не знал, но чувствовал, что лучше его не тревожить.

«А с утра был совсем серый, какой-то затертый день…» — думал Малышев. Он начал замечать за собой, что чем длиннее на земле тени, чем ближе подступал его закат, тем дороже становились мгновения тишины и печального откровения, которые узнавал он в природе. Что-то таинственное, чарующее крылось в снежном свечении московских крыш, отражавших вечернее небо, в свечении, будто бы недоступном ни пониманию, ни взгляду мельтешащей внизу, в суете и заботах, толпы. Он не хотел думать, что он лучше других. Чем?! На земле людей отличают свершения их, а небу все едины и все равны. Свет не померкнет без него, Малышева, не нарушится великое равновесие. Отчего же тогда так хочется ему не расставаться и с этим небом, закатом и видеть их вечно?..

Возможно, это только старческие переживания. Ни Даша, если бы она была сейчас здесь, ни Басов Никита и, пожалуй, никто из молодых не поймет его. А когда поймут, что счастье уже и в том, чтобы жить, — окажется, что все позади, а с собой ничего не взять. Даже память о прошлом не уходит в могилы… И спросил:

— С чем человек уходит из жизни?

— С чем и родился! — не задумываясь ответил Никита.

Малышев тихо посмеялся, прикрыв рот ладонью. Золото, хороший малый Никита, но вот не догадывается, до чего же смешны его сомнения. Молод?.. А разве и он, Малышев, не мечтал в его годы, чтобы первый проект сразу с ватмана — на кальку! Чтобы дали без промедления фонды, строителей, технику! Чтобы разом рухнули все препятствия и пришло признание… То-то, что молодо-зелено. А построит ГЭС, так догадается ли пригласить его, чтобы врубить рубильник?!

— А что, — будто продолжая размышлять, Малышев приосанился, плотнее укутал шарф, — тебе, Никита, не повезло… Оч-чень плохо, — весело подчеркнул он, — когда в диссертации нет ошибок… Грубых! За которые колотить можно. Самые живучие проекты всегда с ошибками. Кто сам строил, тот знает… Потому что какие-нибудь неучтенные долериты, чертовы скалы, плывуны всю твою цифирь перелопатят. А отступать поздно, надо выкручиваться, доказывать надо… А я люблю! Думаешь, не так, дак этак, а все равно по-моему будет! Нда-а-а, мастера по ошибкам видно…

— Что-то вас на лирику потянуло? — сощурился Никита.

— А вас, вот таких пней бесчувственных, ничем не проймешь! Потому вас и к объектам не допускают, — не остался в долгу Малышев.

Они безобидно посмеялись друг над другом, только Никита решил все же блеснуть своей эрудицией, и Малышев отметил, как старательно заменил он его небрежное «проектанты» на полное достоинства «авторы проекта». Уж этого-то автора логику он понимал. К счастью, тут была не жажда славы, но вполне понятное, объяснимое юношеское честолюбие, желание доказать всем, и прежде всего себе, что и он может!.. Тихон Светозарович не стал переубеждать неопытного оппонента. Он лишь ждал, пока иссякнет у того водопад возражений, пока мысль Никиты, не встретившая малышевского сопротивления, вернется назад, к той исходной, с какой начался их разговор, и Басов остановился. Вздохнул, — дескать, что говорить о стройке, неизвестно, будет ли она вообще когда-нибудь!..

— Бу-удет… — проронил Малышев.

— Но когда?!

— Теперь не секрет. Перспективы Заполярья уже обсуждались и поставлены в повестку дня. Не так широко, правда, потому что пока поджимает Сибирь, но нефть, газ, руды указывают на Север, ближе к нам, — лукаво усмехнулся старик, видя, как заблестели глаза Басова. — Основную энергию будем получать там из «бубликов», то есть термоядерным синтезом на «токамаках», но гидростанции станут первыми звеньями…

— Когда, Тихон Светозарович, когда?!

— А вот как проложим каналы, чтобы перекачивать по ним электричество…

— Я серьезно…

— А почему бы и нет?! Север проводами не окольцуешь, трудно. А канальная система или хотя бы кабельная может замкнуть весь Север, от Камчатки до Колы… И даже более того! Почему не перебросить избыток энергии в Канаду, Америку, в Скандинавские страны?!