За далью непогоды - [43]

Пожалуй, даже для того, чтобы осознать это, ему стоило ехать на Аниву.

Елена твердит, что она понапрасну теряет здесь лучшие годы. Она укоряет его. А он готов признаться, как на духу, что не потерял здесь ни дня, ни часа жизни. И предложенный им вариант перекрытия лучшее тому доказательство. Но его перекрытие не случайная удача. Решение закономерно вытекало из той системы динамического расчета, разрабатывать которую он начал еще в институте, только мысль таилась тогда под спудом громоздких формул, а здесь она словно обрела крылья. То-то, выходит, что прав был Малышев, намекая, как важен, поучителен порой и полезен бывает для теории практический опыт! Заупрямься Никита, откажись он от назначения на Кольский и на Аниву — не видать бы ему и решения…

Теперь Басову оставалось лишь перекрыть Аниву, подтвердить не на бумаге, а на практике свою правоту, и можно привести в порядок записи. Искомый, долго мучивший его Алгоритм Е, названный так и посвященный еще в Москве Елене, будет опубликован… Видимо, он испытает радость, облегчение, и найдутся, вероятно, люди, которые порадуются за него, и даже такие, которые вспомнят, что он ученик Малышева, и порадуются за Тихона Светозаровича, но поймет ли и как отнесется Елена к маленькому сюрпризу, когда откроется, что в названии алгоритма стоит инициал ее имени?..

Никита старался не думать, какой будет реакция Елены, — он боялся предугадать и ошибиться, — но он хотел, чтоб она вспомнила тот давний разговор после его защиты и сказала: «Прости, Никита, я была неправа…» Однако она слишком редко вспоминала о своих ошибках. А возможно, она потому и не признавалась в них, что он охотно прощал ей ее заблуждения?! И сам ведь он верил, что ошибки в конце-то концов ведут человека к истине. Ведут, пожалуй, если их не повторять, если не совершать самых роковых из них. Но в наш век говорить о роке — не модно и смешно. Разве не ясно, что без того скандала не было бы потом никогда и обидных упреков, и оскорблений, и раздраженного недовольства друг другом, и многого еще мелкого, мелочного, что вроде бы и забывается, как пустяк, а душу-то травит.

— Репутация малышевского ученика, и даже самого Малышева, может помешать тебе в будущем, — говорила тогда Елена. — Быть односторонним в пристрастиях — это дурно, особенно в науке, где так переменчиво все, зыбко…

— Опомнись, Елена! — возмутился он. — Уже за одно то, что Тихон Светозарович сделал для нас, для меня по крайней мере, ты не смеешь так думать! Я прошу тебя, не опускайся так низко… Стыдно!..

— Конечно, для тебя он нерушимый авторитет!.. Он помогал тебе… Но это его долг. Поблагодари, скажи спасибо… А то, что он академик, светило, — открыто иронизировала она, — так он академик и светило за прошлые заслуги! К тому же знай: ему прищемили нос с Байкалом… Ты хочешь, чтобы и тебе тоже?!

— Я не хочу слышать тебя больше! — взорвался он.

— Обязан. Мне не безразлично, на что ты тратишь себя.

— Но это же глупо! Глупо, черт подери! — выругался Никита. — Ты просто бредишь красной мантией. Тебе бы в цирк идти, там всегда яркие одежды. Но я не клоун!.. Эх, милая ты моя, работать надо, работать, а не всякие там эти самые…

— Хм. И я о том же, — хмыкнула она. — Малышев тебе кафедру не даст.

— А ты дашь…

— Возможно… Во всяком случае, нам и без его протекции могут предложить заграницу для начала… И это не так уж плохо!

— Ага, дядя Боря и дядя Миша предложат, — подавленно съязвил он. — Пожалуйста, устраивайся, не возражаю. Только без меня…

Елена пожала плечами.

— От тебя просто откажутся, — сказала она.

— И что же?!

— Ничего. Пропадешь. Будешь кусать локти, да поздно. А я не хочу этого! С какой стати, скажите, отказываться от такой возможности?!

— Эх, ты, все кого-то обскакать хочешь!.. — вырвалось у Никиты, и он, больше не отвечая ей, молча собрался, направился к двери.

Она крикнула ему уже вдогонку:

— Если пойдешь к Малышеву, не смей сюда возвращаться!..

И Никита несколько дней не появлялся дома. Ночевал, по старой памяти, в институтском общежитии, но к Малышеву собрался только через неделю.

Тихон Светозарович чем ближе старость, тем озабоченнее вглядывался во многих и многих своих учеников, из которых Никита Басов был особенно дорог ему. С его судьбой, пока еще втайне от друзей и коллег, Малышев связывал лучшие из своих неосуществленных надежд. Трудно сказать, почему так произошло. Были ведь и раньше у него ученики — и немало, были и талантливые ребята, но, обласкав Никиту, он с тревогою ощутил, что этот один из его последних, других поднять он уже не успеет.

Он не любил думать о скромном труде своем высокопарно. Журналисты, биографы, казалось Малышеву, явно преувеличивали его роль лоцмана в отечественном гидростроении. Но когда-то же должен встать рядом с ним на мостике науки молодой помощник, и надо приучать смену к штурвалу. Пора.

— Как мне доложили, — насмешливо встретил он Никиту, — молодое светило терзается гамлетовскими вопросами?! Может, он думает, диссертацию его сунули в мешок и делать теперь нечего?..

— Может… — согласился Никита, стыдясь, что старику все известно.

— Ну-ну! — Малышев ограничился этим. — Будешь чай пить или с кандидатских предпочитаешь уже коньячок-с?!