За далью непогоды - [39]

Очередную лекцию Малышев обычно начинал с разъяснения вопросов и возможных недоразумений по предыдущей. И вот поднялся худой, бритоголовый верзила и самоуверенно заявил, что на его взгляд формула Малышева работает на «пределе», который нельзя считать допустимым…

Кто-то еще из студентов, не к месту находчивый, снисходительно пропищал из задних рядов, вроде бы осуждая бритоголового, а на самом деле подначивая Малышева:

— Ничего, Тихон Светозарович, мы вам и под честное слово верим!..

Тихон Светозарович улыбнулся. Он видел немало таких скороспелых опровергателей. Молодые, горячие, даже и нагловатые в силу собственного невежества, — простительного, конечно, если временное, — они нравились ему тем, что сомневались и спорили, а сомнение в очевидном — ключ к самым глубоким тайнам. Уж этот-то закон незыблем.

— Итак, — переспросил Малышев, — вы, молодой человек, настаиваете на повторном рассмотрении?!

Ответ оказался по меньшей мере неучтивым:

— Я не настаиваю, мне ясно. — Он пожал плечами. — Настаивать нужно вам, но если это неудобно или вам неинтересно… — Он неловко потоптался и, не договорив, сел.

А Малышев, ловя на себе чуть насмешливые, заинтересованные взгляды студентов, чувствовал запах баталии. Аудитория жаждала схватки, не уверенная в победе, но надеющаяся на нее, и он принял вызов.

— Прошу вас к доске!.. — широким жестом пригласил он.

Басов было замешкался, но потом вышел с учебником в руках — деталь, надо прямо сказать, явно нетипичная для второкурсника, однако и эта очевидность требовала рассмотрения…

В верхнем углу доски Басов выписал малышевский коэффициент — предмет спора. Затем мелок его с короткой логической последовательностью вывел условие прочности, при котором коэффициент Малышева должен быть раза в полтора выше суммы всех дополнительных коэффициентов, появившихся позднее, вместе с новыми методами изучения агрессивных воздействий среды на плотину. Глядя на цепочку цифр, знаков на доске, Тихон Светозарович легко угадывал ход рассуждений студента. Тот по крайней мере поступал благородно, заранее давая ему фору в полторы единицы, а далее простым сложением выяснял, какова, собственно, сумма дополнительных величин… Сами по себе, взятые в отдельности, они были невелики — от десятых до сотых, — но Малышев с давно забытым ощущением экзаменуемого следил, как Басов открывает учебник то на одной, то на другой странице, выписывает все новые и новые числа, и когда наконец он суммировал, значение поправочного коэффициента превысило исходный, и Басов безжалостно перечеркнул его. Величина превышения была, как и полагал Малышев, незначительной, в сущности, ею можно было бы и пренебречь, поскольку практика учитывает каждый раз лишь конкретные особенности среды, но тут важен был принцип, и Малышев спросил:

— Значит, мат королю?!

— За вами ход, — улыбнулся Басов, возвращаясь на свое место.

Малышев вполне оценил его корректность и подошел к студенту.

— Благодарю за урок, коллега. Давайте знакомиться…

— Басов, Никита…

— А по отчеству?

— Леонтьевич…

— Никита Леонтьевич… — повторил он, как бы запоминая. — Готов теперь же выставить вам пять баллов за курс, прошу не забыть зачетку. А поправку к расчетам придется писать вместе. Вы же, — он повернулся к аудитории, растерянно и восхищенно смотревшей то на него, то на своего товарища, — вам, коллеги, так же, как и мне, дан предметный урок творческого осмысления материала. — И засмеялся. — Не забудьте исправить свои конспекты. На экзамене у каждого спрошу формулу Малышева — Басова!..

По настоянию Малышева, кафедра утвердила Басову персональный учебный план, а в начале четвертого курса, в порядке исключения, ученым советом была принята и утверждена тема басовской диссертации.

Но тому случаю на втором курсе сам Басов не придал никакого значения.

В институте он увлекся математикой, и увлекся настолько серьезно, что едва не перешел с гидротехнического на инженерно-математический факультет. Помешало этому сближение с Малышевым. Однажды Тихон Светозарович предложил ему подумать, как усовершенствовать методику статического расчета бетонных высоконапорных плотин. В существовавших методах применялись довольно грубые допуски, что заведомо вело к перерасходу материалов, увеличению объемов и сроков работ.

— Нужен динамический метод, — подсказал Малышев, — ищите алгоритм…

Редкий случай, когда расчет, если бы его удалось выполнить, сразу пошел в народное хозяйство. В принципе решение должно было быть чисто математическим, и Никита с азартом отдался его поискам, не предполагая тогда, что дело затянется на годы. Но уже прочность Анивской плотины он рассчитывал по своему методу. Принимая по этому поводу поздравления, Никита не обольщался первой удачей. И теперь от конкретного расчета оказывалось еще слишком далеко до цельной и гармоничной системы, к какой он стремился. Искомый алгоритм выглядел громоздким и рыхлым, мешали традиционные зависимости, они, как гири на ногах, утяжеляли решение, лишали его легкости, изящества; найденные им формулы пока не раскрепощали, а только, упорядочив мысль, сковывали ее движение. Сделав такой неутешительный вывод, Никита признался Малышеву: