За далью непогоды - [38]

— Хорошо… Вот попрошу Одарченко, — Анка как раз вошла в кабинет и с рассеянной улыбкой вслушивалась в разговор, — доставит она вам почту, а заодно и гостью встретит… Покажет Барахсан ей, Порог, забронирует место в гостинице… — И, положив трубку, спросил Анку: — Как, встретишь?

— Конечно, — пожала она плечами. — Раз надо, значит, надо.

— А что Гиттаулин?!

— Он согласен. Придет вам сказать это.

— Добро…

Пожалуй, ни с кем так легко не работалось Алимушкину, как с Одарченко. Она обладала удивительной способностью оказываться в нужный момент там, где требовалась ее помощь, и это, конечно, не было простой случайностью. Не умея выразить, как он ценил ее помощь, Петр Евсеевич говорил далее, как бы предоставляя Анке полную возможность действовать самостоятельно, лишь в одном ориентируя ее, да и то шутливо:

— Особенно не запугивай прессу нашими трудностями. Сразу скажи, что у нас обыкновенное Заполярье, обыкновенные люди, никакой такой сверхэкзотики! С медведями в обнимку не ходим. А то распишут так, что от цыплят потом отбоя не будет…

Разумеется, он шутил.

Север, конечно, не место для прогулок. А сколько ехало сюда! Не десятки, не сотни, а тысячи безусых героев, которые не дали себе труда получить мало-мальскую закалку, тут же думали с ходу покорить и удивить мир!.. Никто их не держит здесь, никто не гонит, летают, как перелетные птицы. Спроси такого через полгода — он и названия-то Анивы не вспомнит…

Но если бы знал он, Алимушкин, кого собирался поучать через Анку!..

Заскочил на минуту Басов, не раздеваясь хлобыстнул полстакана воды. «Порядок?!» — «Полный!..» — «Гиттаулин?!» — «Да». — «Я так и думал… Ну, пока!» — «Пока!..»

А в дверях этот чертушка, от которого ничего не скроешь, остановился, бросил мимоходом:

— Столице ты уже дал интервью?

— После. Дождусь, пока перекроем.

— Дело хозяйское. Ну, а что ж ты приветом от крестного не похвалишься?!

— От кого?!

— От Малышева, как я понимаю.

— Никита!.. — Алимушкин почувствовал, как в нем словно оборвалось что-то. Он подскочил к Басову — тот за дверь и еще смеется нахально:

— Не знал, что ты не знаешь, а то бы я тебя разыграл!.. Но я приказал, чтобы чрезвычайный и полномочный представитель академика Малышева — для кого Дарья Тихоновна, а для кого, — изменил он голос, — и просто Даша, Пчелка… немедленно явилась к тебе! Жди, Алимушкин! — крикнул он, уже громыхая сапогами по лестнице, и вдруг выругался: — Черт, я же сказал, что ты дома у себя…

Алимушкин сломя голову помчался домой.

Напрасно. Даши не было. Может быть, она у Анки или в гостинице? Позвонил — нет. Где же Никита видел ее и куда Анка запропастилась?.. С трудом дозвался телефонисток, — куда не сунутся по объектам, а Басова уже след простыл. Но все-таки Алимушкин поймал его на бетонном.

— Где ты ее видел?!

— На Пороге причащалась, — успокоил Никита. — Вместе с Анкой, так что ты не волнуйся. Я сказал, чтобы заехали поужинать в ресторан, а со всеми вопросами только к тебе! Жди спокойно и не рыскай, пожалуйста, по телефонам, я не приду. Кстати, гостиницу я заказал… Все, Алимушкин, все… Привет!

И Алимушкин сел ждать. Он просто сел у телефона, надеясь, что если не Даша, то Анка догадается позвонить. Но разве можно было сидеть сложа руки и ждать, когда от этой встречи многое зависело!..

Алимушкин вызвал дежурный газик. Написал записку: «Если не застанете дома, дождитесь меня…» Дверь оставил открытой, а записку сунул в щель между дверью и луткой, — если они уйдут, он непременно заметит.

Сначала в ресторан. Поспрашивал там официанток — ни Анки, ни чужих не было. Съездил на Аниву, вернулся к себе, потом к Анке, забежал по пути в гостиницу — никаких следов. Гонять так дальше бессмысленно.

Машину отпустил.

Глядя на освещенные окна домов, подумал, что Даша с ее характером могла быть сейчас в любом из них, но не стучаться же ему в каждую дверь… Если она не пришла к нему, значит, есть на то и причины.

Петр Евсеевич успокаивал себя, а в душе немного завидовал Басову и жалел, что не оказался вместо него на Пороге, — он бы не отпустил от себя Дашу. «Везет же этому чертушке во всем! — усмехнулся Алимушкин. — Недаром говорят, что он в рубашке родился…»

Басов обратил на себя внимание Малышева еще на втором курсе института. Тогда Никита не знал, да и мало думал, пожалуй, о своем призвании, и дело, которое он выбрал спустя годы и которое стояло на стыке науки и практики, многим казалось нерациональным. Но что рационально в наш век? Разве только стучание лбом об пол в присутственном месте?! Малышев, несколько ироничный по натуре, отчего, может, и имел один больше поклонников среди студентов, чем вся кафедра, напротив, был убежден в правоте Никиты. Он давно склонялся к мысли, что новый тип ученого, а то и качественно новые отношения науки и производства возникнут там, где наука не покровительствует практике, не смотрит на нее свысока или любезно-поучающе, а засучив рукава работает бок о бок с каменотесами.

Тихон Светозарович читал курс по гидротехническим сооружениям и как-то познакомил студентов с одной из своих формул, считавшейся фундаментальной в теории расчета бетонных плотин.