За далью непогоды - [37]

Заслышав в гулком управленческом коридоре шаги, Алимушкин поспешно вышел, думая, что там Гиттаулин.

По коридору со снятой шапкой в руках, в широченном, нараспашку, тулупе вперевалочку шел, разглядывая увешанные графиками и плакатами стены, напарник Гиттаулина — Бородулин. Они поздоровались.

— Ты ко мне? — спросил Алимушкин.

Алексей замялся.

— Да так, — сказал он, — ищу тут одного человека…

— Никого не найдешь, все в штабе.

Опустивший было глаза Бородулин исподлобья стрельнул по Алимушкину и, видно, не то совсем сказал, что думал:

— Как у вас-то, в порядке все?

Алимушкин засмеялся.

— Контора пустая, разве это ни о чем не говорит? Гиттаулина не встретил?

— Нет, — помедлив, вздохнул Бородулин. — А мне вы ничего не скажете?..

Алимушкин понял, о чем он. Похмурил брови, будто зачеркивал где-то в себе самом невольную жалость к этому человеку, и, строго чеканя слова, ответил:

— Нет, ничего не скажу… Подумай сам, как дальше. Тебе ведь люди отказали в доверии…

И совсем упавшим голосом Бородулин еще спросил:

— А Басов как, не знаете?

— Басов?! Поговори… — пожал он плечами. — Но не думаю. Ты поставь себя на его место…

Редкий случай, когда Алимушкин не испытывал ни малейшего желания помочь человеку или хотя бы дать ему дельный совет. То есть он уже намекнул Бородулину, что встречаться с Басовым нецелесообразно, но сам вовсе не был уверен в этом. Бородулина скорее бы понял сейчас Гатилин, как брат по несчастью, — только сказать так равносильно издевке над ними обоими. И Алимушкин умышленно затянул паузу, показывая Алексею, что дальнейший разговор бесполезен. Тот так и понял. Обреченно нахлобучил шапку. Запахнулся.

— Ладно, — вздохнул с укором, — спасибочки и на этом. Не будем мешать вам…

Случай с Бородулиным неприятно поразил Алимушкина: знаменитого на всю стройку экскаваторщика не допустили к ударной вахте на перекрытии. Кого же винить?! Решал не один голос — люди собирались по участкам, по бригадам, спорили до хрипоты, доказывали, кто лучше, достойнее. За основу брали отношение к работе, и иногда десятые доли процента решали исход споров, а тут человек чисто шел впереди: наивысшие показатели по выработке, регулярно премии, благодарности…

На собрании механизаторов Алимушкин присутствовал сам. Народ грубоватый, прямой, цену себе знают, за словом в карман не лезут. Кого и пропесочили из своих, а кого и со смехом — подняли руки, проголосовали. А вышел к столу президиума Бородулин — в плечах сажень, голова как чугун двухведерный, — в силинской конторке заминка неловкая, тишина… Алимушкин удивился: что за странная пауза?! Спрашивает: кто охарактеризует? Молчок. Даже сменщики, которые всегда выручают своего старшого, воды в рот набрали.

Из задних рядов кто-то выкрикнул:

— Жмот он! Пусть сам себя выдвигает…

— Кому жмет, — Бородулин тряхнул плечом, будто смахивая прилипчивое словечко, — а я не в лотерею играю, работаю. Пупом, да вот руками все добыто…

— Грабарками!

— Я не набивался. Сами так устроили… — ухмыльнулся он, не признавая вины. — Победителю то, победителю это… Флажок и прочее все… Или тут кто сомневается в моих показателях? Так вы мне назовите такие показатели, чтоб я их не взял!..

— За что его не любят? — шепотом спросил Петр Евсеевич Силина.

— Его лю-у-бят… — насмешливо протянул Гаврила Пантелеймонович. — Еще как!

Все-таки Алимушкин вытянул одного, другого — развязали языки. Верно, говорят, хваток Бородулин, нагловат, как «король», и копейку не упустит… Этим можно и не колоть глаза, наш брат своего нигде не упустит, но ты же на людях живешь, зачем же на них ездить?!

— Как ездить?! — переспросил Алимушкин.

— Да так! — поднялся не выдержавший молчанки грейдерист Струмилин. — Муфты рвет, а Ромка потом налаживает за ним. — И пояснил: — Напарника своего он заездил — Ромку Гиттаулина… Тот тихий татарин, не говорит ничего, а этот и рад… Бородуля машину тычком, а Ромка ласково. У того экскаватор визжит, хребет гнется, а у Ромы как жучок — жу-жу — ровно поет. Машина же не зверь, она тоже живая, и если б бородулинскому экскаватору слово дать, послал бы он его к… к бабушке своей в гости…

Мужики одобрительно засмеялись.

— Одним словом, — Струмилин закруглился, — недостоин данный товарищ нашего товарищеского уважения.

Бородулин потом зашебуршился, заявление кинул на стол. Силин подписал. Возможно, поторопился Гаврила Пантелеймонович, но сейчас Алимушкин ответил ему правильно: не Силин, а народ отказал, с народом и говорить нужно!

…Неожиданно позвонили из аэропорта, как громко называли барахсанцы свою взлетно-посадочную площадку. Дежурный, видно не найдя больше, к кому обратиться, пожаловался Алимушкину: идет вертолет, а с почты вроде бы некому привезти письма…

— Да что вы ко мне со всякой мелочью? — возмутился Алимушкин. — Сами решить не можете?! Кстати, какой вертолет, когда погода нелетная?

— А черт ее знает, погода и сейчас нелетная.

— «Птица» летит? — догадался Алимушкин.

— «Птица», Петр Евсеевич, потому и звоню! Корреспондент из столицы. Игарка сказала — зверь, а не баба, заранее, мол, готовьте клетку… Можно представить, если ей вылет по аварийной дали…

Алимушкин усмехнулся: