За далью непогоды - [31]

Потом пришел первый караваи барж с грузами и сразу двести человек пополнения. Над Анивой небывалый грохот. На буксирах и баржах во всю мощь орут, разрываются динамики. Ошалелое эхо то рвется, то стонет в береговых скалах. У десантников, порядком одичавших за несколько месяцев, раскалывается голова. А новички смеются. Им что, они весь Енисей так прошли…

В полный голос, усиленный динамиками, с буксира спрашивают:

— Поселенцы, у вас тут какой-никакой причал есть?!

Коростылев — ладони рупором и голосом почти такой же силы — в ответ:

— Иди за угол, за скалу, там покажем…

Из динамиков — «Эх, так твою разэтак!..» — поперхнулись — и опять музыка и ржание двухсот глоток. Немного погодя — пауза, и гораздо ласковей:

— Чалку примете?..

— Примем!.. Это корова, что ли?!

Басов мотнул головой в сторону Коростылева:

— Вася, прими!..

Кинули легость. Коростылев ловит ее на лету, выбирает, вытягивает конец и демонстративно начинает наматывать петлю троса на локоть. В динамике испуганно:

— Э-э, паря, не балуй!.. — И после невнятного перебора уже угрожающе: — А то обратно поверну счас!..

Нос передней баржи рыскает по течению — близко Порог. Никита торопит ребят. Они подтягивают чалки и заводят их на обломки скальника. Швартовка идет неторопливая, с переругиваньем, как водится у речников. Никита подходит к Алимушкину, тискает его за плечи, смеется:

— Сожрут нас эти головорезы…

Причала нет, не успели сделать. Но при такой тьме народа это уже не страшно. Не проблема. Все сгрузим, думает Петр Евсеевич, и тракторы, и машины, и бурильные станки, только бы присылали побольше!.. Через топи проложена лежневка — кольцевая дорога десантников радиусом в триста метров. Ну и досталась она им — век, кажется, не забудут… Черт те сколько леса под нее срубили. Стволы вязали впритык, да если бы один круг, а то три один на один плашмя уложили. С этой дороги, как со стартовой, идти строителям дальше — на склоны и в сопку, где быть городу.

Что у них еще?.. Первый и пока единственный домик — бало́к, их резиденция с двухэтажными нарами. Десантники останутся жить в ней, пока не сдадут бараки. Есть еще склады, крохотная банька, кухня и даже административный корпус — прорабка, — на самом деле крытая пристройка к балку, обшитая вместо теса тарной дощечкой. Не много как будто, но все это на пустынном берегу, где пару месяцев назад не было следов не то что разумной, а и неразумной деятельности человека.

И чем вроде хвалиться?! Строения кривы, неказисты, как в допотопные времена, но это уже база, способная обеспечить начало фронтальных работ. Крестный Барахсана старик Вантуляку, нганасан, которого встретили десантники на второй день, как высадились здесь, поцокал бы теперь языком от удивления: «Однако, большое стойбище, — Вантуляку не верит. — Однако, не хуже, чем на Вачуг-озере!..» К осени, когда старик обещал снова заглянуть к ним, будет уже и город стоять, будут первые каменные дома, свет, электричество. Не поверит старик, честное слово!.. Скажет: это не люди, а койка все сделали…

Алимушкин задумчиво смотрел на все это существующее и уже как бы перестающее существовать в его воображении и думал совсем не так возвышенно, как следовало бы думать парторгу великой стройки.

Да, мысленно повторял он, я радуюсь и радоваться буду громадью наших планов, и излишне говорить, что не пожалею сил… Но я строитель, я человек, и, наверное, сознательный, увлеченный своей работой, иначе мне нечего было бы делать здесь. Однако то, что уже построено, что переходит из рук строителей в пользование людям, вызывает во мне удовлетворение умозрительное, А на сердце, как при расставании, грустно… И по Москве, помню, и здесь — мне приятны заляпанные цементом строительные леса, тот ералаш, какой бывает всегда на строительных площадках к концу работ. Башенные краны медленно, как на паутинке, поднимают тяжелые блоки, огромные панели; машины одна за одной сваливают раствор, которого несколько месяцев не хватало почти ежедневно; бульдозер врезается ножом в землю, утюжит и причесывает площадку… Там сверкает огонек сварки, здесь дымит мусор в костре, повсюду запахи клея, олифы, гудрона… Все гудит, все спешат, и земля, кажется, дышит под ногами, а чем ближе срок сдачи объекта, чем больше сделано, — ходишь понурый, тоскуешь по первым ли дням, по небывалому ль напряжению в конце каждого квартала, и почему-то не радует, как подкрашивают фасад. Руки свободны, некуда деть, и куда их сунуть…

Конечно, здесь не совсем так все было, скромнее начиналось. Из техники, не считая лопат, кувалды да топоров, имели мы два мощнейших агрегата, да и те бензопилы «Дружба»… И не бог весть что мы сотворили, по как подумаешь — так будто несколько эпох прокрутили… Вблизи это еще не внушительно — небоскребов ведь нет, а с вершины скалы глянуть — никуда не денешься, это уже стройка. Кроме лежневки есть просека, ведущая через седловину в сопках в долину. Место для города там удобное, закрытое от сильных ветров. На внутренних склонах мы даже кустарник не тронули. Из окна, — смеются ребята, — можно будет рябчиков бить. И Порог там почти не слышен… Расчищая дорогу, опасались, что не уложимся в срок — к прибытию пополнения, а сделали — никто и не удивился. Чему, собственно?.. Трудной работе?! Привыкли. Да и не могло быть такого, чтобы пришли грузы, прибыли люди, а мы оказались не готовы встретить их. Нет, голубчики, мы ждали вас, колышки уже расставили, кому где кайлом стукать!..