За далью непогоды - [159]

И тут наконец до него дошло, что он такое лопочет. Мотнул головой, хмель как ветром выдуло.

— Колка-а… — прохрипел он, — ты ж понял?! Дуй к Басову! Чеши во все лопатки, скажи: Дрыль сказал — вода прибывает… Этот сказал, козел, — кивнул он на Вантуляку. — Да беги ты, чтой-то тут не так!..

Соколенок, путавшийся от нечего делать под ногами у всех, разинул рот. Он и сам слышал монотонно-брехливый, как считал, рассказ старика, и лишь теперь понял, какую неувязочку усек Дрыль. Он опрометью кинулся к штабу, вскочил в басовскую машину и, зная, что Басов сейчас на вершине, крикнул, задыхаясь, Борису Шавырину, шоферу Басова:

— Гони на скалу! Вот так Басов нужен!..

Красноречивее слов был заученный жест — ногтем за зуб и вокруг шеи. Борис, умный парень, не стал переспрашивать…

Еще не улеглась пыль за умчавшимся газиком, как в штаб торопливо вошел порозовевший, небывало возбужденный Юрий Борисович.

— Виктор Сергеевич, — сказал он, хватаясь за сердце, а другой рукой расстегивая пуговицы пальто, — надо поговорить!..

Гатилин сидел один. Перекрытие откладывалось, Игарка задерживала вылет гостей, с часу же на час и здесь погода могла окончательно испортиться, а он сидел тут, как сторож, и исподволь накапливалось в нем раздражение, злость на себя. Скварского Гатилин всегда принимал с равнодушием, — недавно что-то Варя говорила о нем, он уже и не помнил, что… Да ладно! Лениво позевывая, Гатилин предложил:

— Садись, Юрий Борисович, порассуждай…

Тот, кажется, и внимания не обратил на его слова. Выпалил:

— Все, пора. Вам надо действовать, Виктор Сергеевич!

Гатилин засмеялся. Прыть Скварского, обычно спокойного и паточно вежливого с ним, неожиданно развеселила его.

— Я говорю — порассуждай! — повторил он. — А ты, Юрий Борисович, и не спросишь, о чем?! Выходит, ты обо всем можешь?..

— Могу, могу, — Скварский, как веером, помахал перед собой пухлой ручкой, — особенно сейчас, когда Анива пошла на прибыль…

— Не мели ерунды! — Гатилин побагровел, но голоса не повысил. — Первое апреля, старина, давным-давно прошло. Да и вообще…

— Вызывайте сюда Басову, пока не поздно! Я клянусь, что это она все подстроила… Надо снять показания. Придет Басов — тогда все, упустите… А?! Это же срыв!.. Все полетим. Не знаю только, кто в первую очередь…

Юрий Борисович заламывал руки, но не это, а какая-то крайняя напряженность в его голосе заставила Гатилина насторожиться. Он нахмурился, откровенно ничего не понимая в этом «фонтане», но уже сработал какой-то тайный механизм в нем, включавшийся в минуты опасности, и Виктор Сергеевич как бы через силу, нехотя, пересел ближе к селектору. Пожалуй, надо было справиться у гидрометеослужбы, что там у них стряслось и стряслось ли, но он все же сдержал себя, спросил Скварского:

— Откуда такие сведения?

— Да оглянитесь вы на Аниву — бушует уже! — едва ли не с ликованием вырвалось у Скварского, и он осекся. Тяжелый гатилинский взгляд остановился на нем и как бы пригвоздил в нескольких шагах от стола. Лицо Юрия Борисовича с припухшими мешками вытянулось, и упавшим голосом, каким он и должен был говорить о свалившемся на стройку несчастье, сказал: — Старик тут появился один, из аборигенов, — кажется, Вантуляк… Он точно знает. Говорит, утром река стояла, а теперь… В общем там и на глазок видно, что вода пошла… Как хотите, Виктор Сергеевич, но я думаю, что Басов испугался! Понял, что перекрытие не пойдет… Вы ведь и сами тогда говорили ему…

Гатилин резко оборвал его:

— Меня не интересует, что вы думаете! Мне нужны факты. Факты! — повысил он голос и, взявшись за тумблер селектора, уже забыл о Скварском. — Елена Ильинична?! Гатилин у аппарата… В каком режиме Анива?! Уровень? Расход? — требовательно спросил он.

— Расход… семьсот девяносто, — спокойно ответила Елена. — Уровень Анивы повышается.

— Вы отдаете себе отчет, что говорите?!

— Да, — перебила она. — С семи утра…

— Что с семи? — выкрикнул Гатилин.

— Расход был пятьсот пятьдесят, как и предсказывал Басов. В восемь двадцать он заколебался. В девять поднялся до пятисот семидесяти…

— Минуточку! — Гатилин тяжело замотал головой. — Я ничего не понимаю. В девять вы докладывали, что наблюдается спад! Откуда же теперь семьсот девяносто?!

— Сейчас уже восемьсот!..

Голос у Елены был нормальный, может быть, чуть дрожал, и говорила она осмысленно, но как же тогда это могло все получиться?!

— Такой расход, — вроде бы с усмешкой заметила она, — вас, Виктор Сергеевич, как я понимаю, больше устраивает?!

Гатилин взбесился.

— У вас что, позвонок сместился?! — рявкнул он.

— Представьте, пятый шейный…

— Немедленно в штаб! С журналом наблюдений! Высылаю машину… — И слышал, как Елена там, в метеостанции, швырнула на рычаг трубку.

— А я вам что говорил?! — юзил рядом Скварский. — Это я говорил, Виктор Сергеевич, я… А вы не хотели верить…

Гатилин опустился в кресло. Пальцы его все еще вздрагивали, цепляясь за короткий, как спусковой крючок, тумблер селектора. «Черт возьми! — с возмущением думал он, не слушая Скварского. — Это же полная катастрофа!..» Но как бы там ни было, он уже закончил разговор с Басовой, отдал ей распоряжение явиться в штаб и сделал это в новом для себя качестве. Всего лишь один щелчок, так же, как и тогда, во время оленьего гона, но тогда он промазал, — теперь нет. Неужели судьба перекрытия решена?! И не его волей… Триста кубометров потока сверх нормы… Перекрывать теперь — все равно что кинуться головой в омут… А Басов?! Алимушкин?! Кажется, их голоса слышны…