За далью непогоды - [152]

— Ну как Бородулин, что с ним?!

— У него шок был. Врачи сказали, что зрение восстановится полностью… Он все спрашивал: ничего, мол, там не случилось?.. Ну, страшное имел в виду. Я сказала — нет…

— Как? Ты сказала? — удивился Басов.

— А я в палату проскочила! — созналась Любка и, оглянувшись на стоявшего рядом Алимушкина, понизила голос до шепота: — Бородулин боится, что вы его сильно ругать будете…

— Ага! — вмешался Алимушкин — и в тон Любке: — Не знает, как это получилось, само собой вышло…

— Да знает, виноват он, сдуру! — вспыхнула Любка, не заметив, как ляпнула бородулинское словечко. И просительно: — Он больше не будет, он осознал, а, Никита Леонтьевич?!

Басов грустно покачал головой.

— Он больше не будет, Люба…

Обиженная непониманием, Любка отошла к Васе Коросты леву.

Услыхав этот разговор, к столу подошел Силин.

— Я Бородулину машину не дам ни на верхнюю перемычку, ни на нижнюю. Точка.

— Дашь, — возразил Никита. — А не дашь, я ему свой газик уступлю, и все равно он твоих бегемотов обгонит.

Тут и Алимушкин поддержал Силина.

— Считаете себя формально правыми? — спросил Басов.

— При чем здесь формальности, когда возьми ты его отношение к технике…

— Я так не думаю, — устало сказал Никита. — Вопрос тоже спорный.

И поднялся. Задели-таки! Не собирался пока высказываться, не любил голых слов, но и отмалчиваться не привык, когда была идея. А была одна, еще довольно смутная, и Алимушкин наверняка примет ее в штыки, но…

— Гаврила Пантелеймонович, — спросил он, — вы изучали дефектную ведомость по экскаватору Бородулина? Изучите! И критически… Например, лопнула стрела. А причина? Халатность экскаваторщика или… естественный в наших условиях усталостный износ металла?.. Можно было и не сломать — да, согласен. Но так можно вообще не ставить машину под нагрузку! Зачем, пусть сто лет стоит… А подсчитайте для интереса, какую выработку даст экскаватор за пять лет при условии, что работает он с максимальной нагрузкой, то есть на износ! Ни малейшей передышки! Пять лет — и на свалку, И сравните эту цифру с выработкой экскаватора, который за счет недогрузок, недоработки, за счет ремонтов и профилактики протянул… десять лет! Боюсь, Бородулин окажется прав. Какой смысл беречь технику ради техники, когда она должна работать! И учтите еще, что при нынешних темпах развития через пять лет машина устаревает морально. На Севере она просто разваливается…

— Но не устаревает мораль! — заметил Алимушкин.

— Резонно! — Никита покачал головой. — Только и революцию, Петр Евсеевич, кайлом не делают. Не та эпоха.

— Зря вы оправдываете Бородулина, — вздохнул Силин. — Вот после перекрытия все подтвердится…

— Вины не снимаю, — согласился Никита, — но работа и самоуправство вещи разные…

Пока они говорили, народ все не покидал вагончик. Опасаются прозевать перекрытие. Никита хотел пошутить: все равно, товарищи, без вас не начнем, — но понял, что так нельзя… Как сам он отдал распоряжения им, так и они уже сказали необходимые слова своим рабочим. За стенкой вагончика все живут ожиданием, и он первый должен выйти из штаба. Нельзя расхолаживать людей, надо что-то делать, ходить, суетиться, нужно движение, чтобы каждый чувствовал ритм. И он, уже в пиджаке, отошел от стола, кинул взгляд на вешалку. Кто-то предусмотрительный подал ему плащ и шляпу.

— Вот что… У нас еще есть время, — сказал Никита, и голос его изменился, потеряв официальную упругость, стал мягче. — В такой день надо, думаю, сходить на скалу Братства, к Снегиреву… Как, Петр?

Алимушкин кивнул:

— Это наш долг…

Все засобирались к выходу, Никита оглянулся на Анку. Та тоже поднялась, но спохватилась: Басов забыл предупредить, чтобы ее заменили хоть на полчаса, Гатилин, наблюдавший эту сцену, сказал:

— Идите, Анна Федоровна, идите. Мне все равно связь с портом держать. Вы успеете…

Анка благодарно взглянула на него и на Басова. Тот улыбнулся.

— И я пойду? — спросила Даша Алимушкина.

— А чем мы с тобой не перводесантники!.. — пошутил он, но по грустным его глазам Даша видела, что Петр озабочен не только этим. Мало кто знает, что произошло утром, и он все время в напряжении, хотя не подает виду…

С узкой площадки на правом берегу Анивы, где стоял штабной вагончик, хорошо просматривался рабочий участок. Дорога петлей огибала скалу и выходила мимо вагончика на широкий правобережный банкет — здесь машины могли разворачиваться по три, четыре и даже по пять в ряд, чтобы вести одновременный заброс негабаритов. Дальше, вдоль северной кромки банкета, стояли бульдозеры коростылевского отряда. На левом берегу банкетную площадку пришлось вырубить в скале, и была она значительно меньше правобережной. Там, кроме экскаватора, стоял сейчас одинокий бородулинский самосвал, в кузове которого громадилась серая глыба гранита. Сделанная на ней белилами надпись: «Покорись, Анива!» — видна и с крылечка штаба, и с моста, где полно народу. «Сбросили б уж ее к черту, чтоб глаза не мозолила!» — подумал Басов, но сам еще не мог дать такой команды, а другого смельчака, как Бородулин, не было…

За время, пока заседал штаб, угрюмые скалы ущелья несколько изменились, запестрели трепещущим красным цветом флажки — на бульдозерах, на мосту, над штабом, кумачовые транспаранты над головами рабочих…