За далью непогоды - [144]

— Шура!.. — Челюсть его дернулась, и Шура подумала, что лучше она не впустит его. — Я пришел…

Она стояла к нему боком и немного нагнулась, одергивая сарафан. Ее покатые плечи и ладная, упруго изогнутая спина смутили Скварского. Он с сожалением подумал, что она не знает себе цены. Такое тело будто нарочно создано для ласки, любви, и будет жаль, если она опять заартачится.

— Проходи, раз пришел, — сказала Шура, — не пнем же торчать!

— Ты мне не веришь, — вздохнул он и, вытирая лоб, сдвинул на затылок рыжую, с коротким козырьком шапку. — Я даже бумаги свои принес. Думал, оставлю тут насовсем…

Шура пожала плечами. В зубах она держала заколку, прибирала волосы, а говорить не хотелось. Ожидала, что будет дальше. Скварский, поняв ее молчание по-своему, поискал глазами и забросил папки на верх шифоньера, подальше, к самой стене.

— Ты уже на работу? — спросил он сразу после этого.

— Как видишь… — Она отвернула флакончик духов, чуть потянула носом и, забыв подушиться, поставила обратно на полку.

— Шура, — теперь он сел, приспустив пальто на спину, на лопатки, но еще окончательно не сняв, — нам надо поговорить… Я много думал…

— Со вчерашнего дня?!

Она продолжала собираться, не обращая на него внимания, а его уже злило, что она не слушает или делает вид, что не слушает. Он отодвинул из-за стола второй стул, властно потребовал:

— Сядь!

— Поговорим дорогой! Я спешу.

— Неужели ты не видишь, — сухо, с обидой, проронил он, — что я не в себе…

«А когда ты в себе?!» — чуть было не спросила она, но сдержалась и догадливо произнесла:

— А-а-а…

Пальто на нем совсем сползло и держалось теперь только на рукавах; Шурочка по привычке наводить порядок перед уходом небрежно напялила его на Скварского за воротник, как в мешок втолкнула.

— Может, уехать отсюда куда-нибудь… — безучастно сказал он. — А ты?!

— Куда меня черти понесут! — Но все-таки ее заинтересовал такой оборот. — Далёко собрался?

— Да нет… Меня Басов подсидел, — будто совсем растерянно признался он. — Куда-то надо…

— Надо, подсидел, собрался… Что-то ты непонятное несешь, — не поверила Шура. — Или надумал что?

— Хм!.. — горько усмехнулся Юрий Борисович Шуриной наивности. Он поставил перед собой руки, упирая пальцы в пальцы, и шумно вздохнул. — Я как-то имел неосторожность заметить, что его флирт с Анкой Одарченко слишком бросается в глаза… В общем по-дружески предупредил… А в итоге что?! В итоге он смешал меня с грязью. Дескать, это я совращаю! Каких-то печатниц, поварих, фельдшерицу какую-то приплел… Понимаешь, когда так говорят, даже оправдываться бессмысленно. Вот я и…

Не докончил. И так должно быть ясно. Сам следил за Шурой. Задело, красными пятнами пошла…

— Басов не такой… — как бы про себя сказала Шура. — Да и Анька… Не то что я, сама не подкатится…

Шурочка еще размышляла, пытаясь представить из услышанного связную картину, Юрий Борисович с видимым усилием приподнял веки и посмотрел на нее долгим взглядом.

— Конечно, конечно… — соглашаясь с ее возражениями, поспешно произнес он. — Поделом мне, чтобы не совал нос в чужие дела… А я, знаешь, после этого скандала еще одну глупость едва не сделал. Думал, пойду к Елене, расскажу все. Уж если она Никиту не образумит, тогда мне здесь делать нечего. А потом… Не поймет она, не поверит.

Ничего не сказав ему на это, Шурочка, угнув плечи, подошла к окну. Отвернула край шторы и почувствовала, как подступают рыдания. Закусила губы, но не выдержала, зарылась в штору лицом. Ведь и правда, нескладно все получается… Прогнала же его, думала — конец, а оно вон как, вроде и податься ему некуда… А ей кто скажет? Может, она на всю жизнь от своего отказывается!.. «Гадай же, старая, тоска мне сердце гложет…» — вспомнила, как впервые он заговорил с ней, — красиво, торжественно, будто в кино… Да те, которые из кино, давно разобраны, а он просто неудачник, выше б солнца взлетел, да не может, оттого и злой, подковыристый, всех за людей не считает, а теперь в ногах готов валяться. Прогнать-то что, за такого спрос невелик, а вон Авдеич, уж на что мужик дошлый, дак говорит, за тобой, Шурка, не пропадешь… Оно и верно. Мужики сейчас дураки пошли, каждый конфетку ищет, чтоб обертка покрасивше была, хрустела, а под оберткой-то раскушаешь — тошно станет. А если бы Юрий-то всерьез, по-заправдашнему, так она, Шурка, нашла бы, как повернуть его к людям…

Она поискала платочек, утерлась и голосом, показавшимся ей чужим, сказала ему:

— Не гоню я тебя… Оставайся, посмотрим…

Он виновато опустил голову.

— И сиди тут, никуда не суйся, — уже уверенней продолжала она. — Сама поговорю с кем надо. Не может быть, чтобы из-за брехни человеку жизнь ломали.

— Не надо, ничего не надо, — вскинулся он. — Разговорами не поможешь, а хуже, чем есть, уже не будет.

— Был бы ты мой, — горько усмехнулась она, — я любой патлы повыдергала бы!.. Да не бойся, силой держать не стану. Наведу вот истину — за меня тебе ничего не сделают, а других, скажу, не было, и свободен ты на все стороны…

— Нет, нет, никуда не ходи! И к Елене тоже… Я сам не решился к ней, тебе тем более не советую. Вас, конечно, женщин, не поймешь, но у нее характер, пожалуй, почище басовского. Слово не так скажешь — весь поселок на ноги поднимет…