За далью непогоды - [140]

Шрифт
Интервал

Гатилин, сгоравший со стыда от своей промашки, услышав сетования Вантуляку, приободрился. А что?! Не одному ему не везет!.. И глаза его сверкнули азартной радостью: басовский-то и молодой, и победитель, а в проигрыше. Погибнет ведь! А он, может, нарочно промазал… Его-то олень и от пули ушел, и от кошки лесной, и, значит, вроде как он теперь… не победитель, но все же.

— Что же будет? — глупо спросил Никита.

— Однако, может, — неуверенно ответил Вантуляку, — если до озера добежит, с головой в воду прыгнет, тогда, однако, горностай сам бросит…

— Какое там озеро… — хмыкнул на их предположение Гатилин. — Лед же кругом!

Но ни Вантуляку, ни Басов, с надеждой поглядевшие друг на друга, не сказали ему, что под Лысой горой бьют горячие ключи… К тому же в тундре не принято пустыми словами перебивать тропу удачи.


…И вот сейчас, как бы заново пережив вспомнившийся ему гон, Гатилин, все еще глядя на себя в зеркало и словно проникая в скрытую связь вещей, испытывал радость от пережитого и, возвращаясь из памяти с этим возбужденно-радостным чувством, отвернул холодную воду и мощной струей окатил голову. Чисто выбритые щеки и широкий, упругий подбородок теперь, когда он снова посмотрел в зеркало, казались ему не такими уж дряблыми. Молодец хоть куда, и что там говорила по этому поводу Варя?! Да что Варя!.. Ее слова — только легкий зуд, объяснимый и понятный, потому что она женщина. Другое дело — гон!..

…Одного взгляда на мужа Варе было достаточно, чтобы понять, о чем он думал. Она как нельзя удачно выбрала время для разговора. И Варя выпрямилась, потом рывком сунула набитые чемоданы под кровать, глаза ее засияли.

— Виктор! — сказала она, уверенная, что на этот раз он не возразит ей. — Ты перекроешь Аниву!

— Это мы запросто, — засмеялся он. — Сейчас тулуп, шапку туда, — а сам говорил и натягивал на голову вязанную Варей, с бубенчиком, запахивал тулуп, — и перекроем! Как у нас говорят: «Что нам стоит дом построить…»

— С этого начнется новая полоса нашей жизни, — мечтательно добавила она. — Ты получишь…

Она подошла и многозначительно положила ему на грудь руку, но не договорила, потому что Гатилин, поняв, насмешливо перебил ее:

— За эти данные дорого заплачено?!

— Ты невыносим, — сказала она с нарошливой обидой и строгостью в голосе. — Неисправимый. Сперва перекрыть надо, а потом все остальное…

Собравшись, Гатилин хотел на прощанье обнять ее, вздохнуть: где ты раньше была, Варька?! Даже не вчера, а несколько лет назад… Но он приглушил это желание в себе, поняв, что на подобное признание, как на слабость, не имеет права.

— Я приду к началу! — крикнула она ему уже на лестницу. — Имей в виду, понял?!

Понятно, Варя, все понятно… Многозначительное участие, приятное на словах и почти бесполезное на деле. Кого и к чему только, скажи, обязывает оно? Все будет как будет!

А вскоре после ухода Гатилина в квартире раздался звонок. Варя сняла трубку. Звонил Скварский, довольно милый и подвижной, — он познакомился с Варей в день ее приезда и многое подробно объяснил ей о сложившейся ситуации. Он, кажется, не без ума, а верность Гатилину доказал, приехав вслед за ним с Карадага.

Варя сказала ему тогда с игривым упреком в голосе: «Юрий Борисович, как же это вы допустили со своей властью над общественным мнением, что Виктор Сергеевич, при его опыте, знаниях и…» — «вроде как не у дел», — хотела она сказать, но замялась, давая Скварскому возможность самому догадаться, и Юрий Борисович находчиво заполнил паузу: «Надо исправлять!..» Разумеется, Варя дала понять ему, что умеет ценить преданность.

Сейчас она спросила его:

— Что случилось, Юрий Борисович?.. Или вам Виктора Сергеевича?

— Пока лучше вас, Варвара Тимофеевна!.. Вроде бы ничего такого не случилось, но обстоятельства могут измениться в нашу пользу. Одним словом, надо, чтоб Виктор Сергеевич был ко всему готов…

— А разве он не готов?! — наивно удивилась она и — требовательно: — Что там может быть, Юрий Борисович?! Вы хотите заручиться поддержкой?

— Варвара Тимофеевна… — Скварский обиженно вздохнул в трубку, но голос его показался Варе снисходительным. — Так я не могу вам всего сказать. Мы ведь не расходимся в главном. А судить о серьезности обстоятельств сгоряча… кто возьмет на себя такую смелость в век относительности?

— В век осмотрительности! — засмеялась Варя. — Я совсем не понимаю вас, Юрий Борисович. У вас как у Мордюковой: то — то, а то — раз, и это…

Она прекрасно поняла, что Скварский искал поддержки, но и Юрий Борисович лишний раз убедился в догадливости этой женщины.

— Тут важна психологическая подготовленность, — продолжал он. Когда ходишь королем под туза, сто раз подумаешь, как быть с дамой. — Поверьте мне, — со значением подчеркнул он, — все может быть… В общем я хотел вам сказать это…

Варя подумала, что она, в конце концов, ничем не рискует. То, о чем просил Скварский, было уже сделано, и если еще и он поможет ей, значит, сама судьба идет: навстречу. Чего же стесняться?

— Юрий Борисович, — она понизила голос, — я со своей стороны обещаю. Но и вы!.. — Затем заговорила громко, давая понять, что разговор окончен: — Надеюсь, мы увидимся на перекрытии, там и договорим…


Еще от автора Вячеслав Васильевич Горбачев
По зрелой сенокосной поре

В эту книгу писателя Вячеслава Горбачева вошли его повести, посвященные молодежи. В какие бы трудные ситуации ни попадали герои книги, им присущи принципиальность, светлая вера в людей, в товарищество, в правду. Молодым людям, будь то Сергей Горобец и Алик Синько из повести «Испытание на молодость» или Любка — еще подросток — из повести, давшей название сборнику, не просто и не легко живется на земле, потому что жизнь для них только начинается, и начало это ознаменовано их первыми самостоятельными решениями, выбором между малодушием и стойкостью, между бесчестием и честью. Доверительный разговор автора с читателем, точность и ненавязчивость психологических решений позволяют писателю создать интересные, запоминающиеся образы.


Рекомендуем почитать
Такие пироги

«Появление первой синички означало, что в Москве глубокая осень, Алексею Александровичу пора в привычную дорогу. Алексей Александрович отправляется в свою юность, в отчий дом, где честно прожили свой век несколько поколений Кашиных».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.


Пятый Угол Квадрата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Встреча

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слепец Мигай и поводырь Егорка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Нет проблем?

…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.