За далью непогоды - [113]

— Аня, — упрекнула Даша, — только вместе! И не думайте, пожалуйста, что вы мешаете мне. Мне ведь и выяснить надо совсем не многое…

— Имейте в виду — Иванецкий по сравнению со Скварским птенчик!..

— Догадываюсь, Аня, а что делать?.. Я бы отложила встречу до завтра, но не хочется, чтобы Иванецкий опередил нас, предупредил Скварского…

Редактор «Анивского гидростроителя», невысокого роста, тучный и лысоватый, в длинных сатиновых нарукавниках, сидел за столом с красным карандашом в руках и, читая, шевелил губами. Поза его, черные, в сборочку на резинке, нарукавники, легкие складки на одутловатом лице и, наконец, строгость, с какой он взглянул на поздних посетительниц, — все делало его похожим на бухгалтера, и Даша почувствовала разочарование. Видимо, это не тот Скварский, о котором говорил отец. Тот, по ее представлениям, должен быть моложавее, и уж никак не шла тому Скварскому добродушная улыбка, с какой Юрий Борисович поднялся, быстро накинул пиджак на плечи, чтобы скрыть под ним широкие подтяжки, и уже двинулся им навстречу, протягивая руки.

— Рад, рад видеть вас у себя, коллега. — Он слегка поклонился Даше (Анка представила ее) и широким жестом пригласил располагаться. Говорил он шутливо, легко, несколько даже развязно, что считал, наверное, шиком при разговоре со столичной гостьей. — Жидковато нынче вашего брата у нас, а ведь перекрытие!.. Событие, конечно, не мирового масштаба, но для нас… Идем на решительный штурм! — голосом подчеркнул Юрий Борисович и тупым концом карандаша провел по заголовку передовицы, которая так и называлась. — Правду говорят, что москвичей домоседовская погода держит? — спросил он и засмеялся своему каламбуру. — Но вы-то, женщина, и молодая еще, как прорвались на Север?..

Все это говорилось из вежливости, тоном занятого человека, и в самом деле, извинившись, Юрий Борисович попросил несколько минут, чтобы дочитать полосу и пустить ее на линотип.

— Можете пока ознакомиться с типографией, — он кивнул на открытую дверь через коридор напротив, откуда доносилось мерное позванивание наборных литер в кассах линотипа, — или…

— Я посмотрю газету, — сказала Даша и взяла со стола подшивку многотиражки. — Устала от ходьбы…

Анка, оставив их, ушла в типографию.

Довольно скоро Юрий Борисович выправил полосу, шумно вздохнул, потирая руки.

— Готово!.. Теперь я к вашим услугам… Так как Москва? Все по-старому?! Насчет нашего брата новенького ничего не слышно? Мы все ждем, что оклады прибавят или штат увеличат… Напрасно?!

— Не знаю, — Даша пожала плечами. — А Москва живет… — Она отложила подшивку, похвалила: — Толково работаете, со вкусом… Вам, кстати, — она вдруг спохватилась, словно могла забыть, — вам привет от Хотеева…

Даша старалась произнести это с безразличием: ведь могло же быть, что перед ней однофамилец того Скварского и этот даже не слышал никогда о Хотееве. Тогда придется извиняться за свою память…

— От Александра Михалыча?! — Скварский поднял брови, и морщины на лбу сошлись гармошкой. — Что же вы сразу не сказали! — Засмеялся. — Теперь понятно, почему вы здесь в нелетную погоду! С его командировкой открыты все полосы мира. Это такой человек… Если вам нужен тайфун, он устроит одним росчерком. А если надо, вы только скажите — он остановит цунами…

Юрий Борисович вовсе не производил впечатление человека, пришибленного жизнью, смеялся он откровенно, заразительно, и Даша подумала, что разговорить его будет не трудно. Разумеется, никаких приветов от Хотеева не было, но игра началась, и Даша умышленно взяла другой тон.

— Напрасно вы так говорите, — сухо возразила она. — Александр Михайлович очень отзывчивый человек…

— Разве я смеюсь, что вы! — удивился Скварский. — Уж мы-то хлебнули с ним вместе. Я молод был, зелен, а он уже тогда — гигант. И слава, и почет… Какое положение занимал человек, вы и представить не можете… А все ушло, он из последних, — примирительно вздохнул Юрий Борисович и улыбнулся Даше, видимо довольный тем, что возникло и так быстро исчерпано недоразумение. — Вот и о нас когда-нибудь скажут: были… Нет вечного на этой земле ничего. — И покачал грустно головой.

— А я-то!.. — засмеялась Даша, показывая на подшивку. — Все думала, откуда такое знание специфики… Забыла, что вы не гуманитарий, а гидротехник или что-то в этом роде, в общем специалист. Как это Александр Михайлыч отозвался о вас?.. Один из лучших питомцев, море надежд и блестящие возможности… Лестные слова.

Глаза Юрия Борисовича, задумчиво покачивающего круглой, с большими залысинами головой, как бы говорили: все было!.. Потом раздался его осторожный сначала, похожий на кашель смех, постепенно делавшийся мягче, добрее, ласковей, как урчание кошки. Он что-то поискал перед собой, но, заметив Дашино оживление, поспешно поднес палец к губам и показал на дверь. Анкин голос доносился издалека, и Даша оставила предупреждение без внимания.

— Не жалеете, что свернули на газетную стезю? — спросила она. — К тому же ведомственная печать… не слишком звучит.

— Само собой… — согласился он. — «Личный» автомобиль звучит приятнее, чем «ведомственный», но смиряем гордыню… — Он, несомненно, гордился собой и своей газетой и добавил: — Москва хоть и далеко, но изредка и вашего брата выручаем!