Язык птиц - [18]

Веру в бога, рассудок и разум забуду.[103]

Дом неверия лучшим из мест я признаю,

Повяжу я зуннар, даже крест я признаю.[104]

Захмелев в кабачке, позабуду я честь

И, спаливши Коран, стану идолов честь.[105]

1050 Я в чертоге любви свою веру порушу,

От стыда и от чести избавлю я душу.[106]

Буду в колокол бить непотребным я звоном,[107]

Перед идолом ниц, дам я волю поклонам.

К пояснице своей повяжу я зуннар,

Изойду болтовнею, веселием яр.

ПРИТЧА

Шейх Санан был в чести у благого порога,

Тайн невидимой сущности ведал он много.[108]

Средь святых и святейших он жил у Каабы,[109]

Его святость с пророками спорить могла бы.

1055 Он в народе столпом благочестия слыл,

Шейхом шейхов священной Каабы он был.

У дверей его — шахи, как нищие — кругом,

Было лестно им, если он звал их к послугам.

Все молитвы его за скорбящих в печали

Сонмы ангелов, руки воздев, привечали.

Лик желанный — мечтаний и дум существо —

Рдел сиянием в зеркале сердца его.

С ним мюридов — четыреста, сутью и с виду

Джунаиду под стать и сродни Баязиду.[110]

1060 По величью он выше высот небосклона,

Милосердьем — превыше предвечного трона.

Если мир почернел бы от дыма и бед,

От молитв его вмиг возгорелся бы свет.

А для тех, кто спознался с лихою напастью,

Он молитву прочтет — и не быть их несчастью.

Все реченья его — дар пророчеств небесных,

А свершения — плод откровений чудесных.

Лишь помыслит о чем-нибудь — сбудется враз,

Небывалое в быль превратится тотчас.

1065 Как-то раз ночь за ночью ему сновиденье, —

Потерял он покой и лишился терпенья.

Он проснется и молит защиты и крова,

А закроет глаза —тот же сон ему снова:

Будто в чуждой стране он бредет наобум,

А потом узнает, что страна эта — Рум.[111]

Там забрел в монастырь он и вдребезги пьяным

Стал молиться под стать бывшим там христианам.[112]

Сон маячил пред ним неотвязною тайной,

И решил он: беда эта — знак не случайный.

1070 Всякий жребий — притон ли, святыня святынь —

Предначертан судьбой, как ни брось, как ни кинь.

Значит, надо в те страны скорее сбираться,

Если рок повлечет — не робея, сбираться.

Раз уж мне этот край предуказан судьбою,

Что со мной ни случится — я связан судьбою.

Поразмыслил о деле он: как ни верти,

Видит — выхода нету и надо идти.

Вот пошел он, как путник, к священным оградам,

Сотню раз обошел их прощальным обрядом.

1075 Обходя, предавался он горестным думам,

И пошел он в предел, называемый Румом.

И узнали сподвижники шейхов обет,

И пошли они в странствие шейху вослед.

Так и шли они — праведник подвигов славных

И четыреста присных — мужей достославных.

В сердце шейха запали тревога и смута

И губить его стали жестоко и люто.

Каждый миг приносил ему тяготы дум,

И от них непрестанно бывал он угрюм.

1080 И друзья перемену в нем ту распознали,

И печаль, и его маету распознали.

И решили вопрос обратить к нему чинно, —

Им неведомо было, в чем грусти причина.

На вопрос их — от шейха ни слова в ответ,

И от этого было немало им бед.

Прямо к цели за ним они следом шагали,

Да не к цели — к бесчисленным бедам шагали!

И пока они шли в ту страну вереницей,

В сердце шейха тревоги вздымались сторицей.

1085 Миновали они много мест и дорог

И увидели вдруг необычный чертог.

Купола его — ровня небесному своду,

Много башенок странных, невиданных сроду.

Его камни — из скал неудач и несчастий,

А кирпичная кладка — из глины напастей.

В красоте его скрыто сто грозных примет,

Сто узоров на нем —1 удивительней нет.

Там с причудливых башенок смотрится смута,

И скитальцу ни крова там нет, ни приюта.

1090 Ярче страстных очей там оконные щели,

Но пристанища зла в них укрыться сумели.

Истой вере чертог этот — гибель и вред,

И повсюду там страсти погибельной след.

Там в проемах — как горы камней для защиты —

Саблей страсти ссеченные головы скрыты.

Правоверных побить они градом готовы,

Целый мир погубить камнепадом готовы.

Скрыты полчища гнуси за створой ворот,

Гнусный купол дворца — шириной в небосвод.

1095 Там сто тысяч коварств слиты в цепь, словно звенья,

Страсть безумьем сковала их в цепь исступленья.

Жаром страсти горят там сто огнемолелен,

В них — ста тысяч безумств хоровод беспределен.[113]

В том чертоге— кружение дыма, и чад

Черным мраком безверья и злобой чреват.

И доныне притон, столь же преданный сквернам,

И неверным неведом был и правоверным.

И покинули силы тут шейхово тело,

Душу немощью горя и мук одолело.

1100 Цепенением слабости скован он был,

Блеском мира чудес очарован он был.

Зачарованным взором скользя по громадам,

Вдруг с одним из чудес повстречался он взглядом.

Видит — будто завеса окошко прикрыла,

Широтой — словно небо, а в центре — светило.

Ветер полог надует и чуть отвернет —

И лучи того солнца сверкают с высот.

Да какое там солнце — сто солнц бесноватых

Мотыльками порхают в горящих закатах.

1105 Воплощенье чудесного духа то диво,

Его трепет в душе отражается живо.

А за ним — дивный лик, душу жгущий красой —

Кипарису и розе присущей красой.

И душа зачарована блещущим ликом, —

Каждый миг предстает он в виденье столиком.

Чудный лик красотою — прекраснее гурий,

Он сияет, как солнце, в рассветной лазури.[114]

Лик ее — яркий свет, кудри — темень и мрак,

Признак веры — тот свет, тьма — безверия знак.

1110 А завесой кудрей лик свой томный закроет —