Яйцо птицы Сирин - [13]
Вы, конечно, можете спорить: «Уровень общественного сознания в России конца 16 века был недостаточен для преодоления классовых предрассудков и привлечения купечества к активному участию в управлении страной». Вы будете правы, если иметь в виду именно «Россию конца 16 века». Но я говорю не о России, а о куске земли европейского размера, который вполне мог прожить и без вашего общественного сознания.
Тут вы вовсе смеетесь, прямо подпрыгиваете в академическом кресле, сбивая на бок галстук-бабочку: «Кто бы дал Строгановым отделиться от Руси? Они бы и пикнуть не успели!...». И я прекращаю бесполезный разговор с вами, учеными. А начинаю разговор с людьми, нормальными.
— Итак, друзья мои, каковы основные признаки сепаратизма?
— Создание собственной армии, незаконных вооруженных формирований.
— Правильно. Еще?
— Печать местных денег, выпуск векселей, конфетных фантиков, пирамидальных билетиков.
— Тоже правильно, хоть и слабее первого. Еще?
— Постановка таможен, границ, создание налоговых общаков, объявление столицы.
— Верно. И все это было доступно Строгановым, как и сейчас доступно практически любому губернатору. А глубже, выше, на космическом уровне?
— Выпуск собственной марки водки!
— В точку! Но в заднюю. Водку, братие, каждый пес гнать умеет. Это, действительно, главный символ воли и духовности в нашей стране. Этот райский нектар и есть наш национальный Дух Святой. Я бы на иконах Троицы его изображал — не голубком, а бутылкой с крылышками. Но есть в вашем понимании слабое звено. Если каждый производитель «именного» духа начнет претендовать на верховную власть, то у нас не монархия получится, а пьяный парламент.
Я помогу вам. Есть на Руси более авторитетный продукт, чем водка. Острота этого авторитета не добивает, конечно, до рекордных показателей отдельных русских мужиков. Но тут у нас не одни мужики проживают. И если взять произведение популярности интересующего народ предмета на количество самого заинтересованного народа, то максимум предпочтений упадет не на водку, а на ..., — ну? — правильно! — на колбасу!
— А видели вы колбасу с предвыборными эмблемами парламентских партий? Видели непарламентские цитаты на копченой оболочке? Теперь увидите. Если, конечно, эту книгу прочитают в Думе среди пленарной скуки. А хорошо может получиться: «Жириновская обезжиренная», «Медвежья застольная», «Союзно-Православная».
Вот, примерно, такой признак сепаратизма и обнаруживается в делах и мыслях семейства Строгановых. Вы еще не вспомнили, какой? «Беф-строганов» в студенческой столовой ели? Это оно и есть. Стали бы Строгановы своим именем мясо общепитовское называть, если бы не собирались проложить путь к нашим сердцам? Не стали. Побоялись бы Грозного царя...
Царь продолжал беспокойно ходить по палате и думать о сибирских делах.
Нынче Григорий с братом Яковом уж померли, за Каменный пояс ступить не посмели. А наследники их — младший брат Семен, да сироты Максим Яковлевич и Никита Григорьевич завели собственное войско, — кого воевать, неведомо. Поначалу выписывали себе немцев да шведов, денег не считали. Нашими брезговали. А как немцы по уральским местам повымерзли да восвояси повыбегли, так уж стали верстать войско, как водится — из людей лихих, беглых, государевых воров да казаков. Иван терпел и эту шалость, доносы прочь отметал.
Но вот поганый князь Пелымский напал на Пермь. Воевода Перепелицын посадил на конь всех хрестьян от мала до велика. А Семен Строганов со племянники сказались в нетях. Дескать, нету войска у нас, мы с Божьей помощью царев указ исполняем. «Все войско услали за Камень воевать сибирского салтана». Навоевали, как же! Ни Сибири, ни Камня, ни салтана, ни соли с хреном!
На указ по такому изменному делу Иван даже бумаги пожалел. Велел на словах передать Пермскому воеводе, чтоб поступал с Семеном по здравому разумению. Разумение вышло обыкновенное — под стражу да пред грозны очи! Поглядим теперь на голубчика, послушаем, чего запоет. Гамаюн!
Глава 7
1581
Москва
Видение красной казни
Семен валялся на соломе в тех же лабазах, где мы намедни ведьму приручали. Только его каморка была совсем маленькая, грязная и темная. Семен лежал больной. По дороге его прихватил весенний северо-восточный сквозняк, снег осыпал воспаленную голову, посиневшие руки и ноги в примерзающих кандалах почти не чуяли прикосновений. Прогноз на ближайшие дни тоже не обещал укрепления здоровья. Скорее всего, остатки этого здоровья Семену могли понадобиться еще день-два. Максимум — до Пасхи. Должно хватить.
Семен был реалистом, поэтому насквозь видел свою ближайшую и окончательную судьбу.
Вот войдет ночью в эту гнилую дверь опричная харя, ткнет в живот бердышом или пикой. Выволокут Семена через стенной лаз к полноводной Москве. Отпустят по течению.
Бесславная смерть. Ни тебе в злодеях покрасоваться, ни с честным народом попрощаться. Был и нету.
Но могло получиться и лучше. Слышно, приехали польские послы. По нынешней обстановке — будут царя пугать ихней божьей иатерью. Но наш царь и не такого испугу не боялся! Он сам хоть кого напугает, не то, что этих ляхов кучерявых. Устроит им развлекательное зрелище в перерыве бесед — казнь страшного преступника. Такого преступника, какого они в своих ляшских краях отродясь не видали, — за скудостью краев. А значит, подержат Семена еще с неделю на казенных харчах.
Роман-хроника охватывает период русской истории от основания Руси при Рюрике до воцарения Михаила Федоровича Романова (862-1634). Читателя ждет в этой книге новый нетривиальный ракурс изображения хрестоматийных персонажей истории, сочный бытовой язык, неожиданные параллели и аналогии. В романе практически отсутствуют вымышленные сюжетные линии и герои, он представляет собой популярный комментарий академических сведений. Роман является частью литературно-художественного проекта «Кривая Империя» в сети INTERNET.http://home.novoch.ru/-artstory/Lib/ E-mail:.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
7068 год от Сотворения Мира уместились почти все события этой книги. Осенью, в ноябре Иван Грозный разругался в очередной раз с боярством, духовенством и уехал на богомолье. В этом походе по лесным монастырям он впервые заметил недомогание своей любимой жены Анастасии. То, что произошло потом, так натянуло нить, а лучше сказать — тетиву русской судьбы, что по-всякому могло дальше получиться. Еще неизвестно при каком государственном устройстве мы бы сейчас жили, пойди дело по-другому…
Мы часто рассуждаем о нелегкой судьбе России и русского народа. Мы пытаемся найти причины русских бед и неустройств. Мы по-прежнему не хотим заглянуть внутрь себя… Уникальное расследование Сергея Кравченко анализирует удивительные, а порой и комические картины жизни Государства Российского с 862 года до наших дней. Наберемся же духу объяснить историю нашей страны житейскими, понятными причинами. Вглядимся в лица и дела героев былых времен. Посмотрим на события нашего прошлого с позиций простого человека. Сколько на самом деле жен и наложниц было у князя Владимира? Правда ли, что Иван Грозный венчался с Марией Ивановной, не разводясь с Анной Колтовской? Умер ли Александр I в Таганроге или стал сибирским отшельником и долгие годы прожил в покаянии? Кто на самом деле расправился с Иваном Сусаниным и почему?
Хроника государства Российского от возникновения до наших дней. Художественное исследование русской национальной этики.Мы часто рассуждаем о нелегкой судьбе России и русского народа. Мы пытаемся найти причины русских бед и неустройств. Мы по-прежнему не хотим заглянуть внутрь себя… Уникальное расследование Сергея Кравченко анализирует удивительные, а порой и комические картины жизни Государства Российского с 862 года до наших дней. Наберемся же духу объяснить историю нашей страны житейскими, понятными причинами.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.