Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3. Пьесы и киносценарии - [133]

Яшка молчит, понурив голову.

— Я могу подумать, — продолжает начальник полиции, — и господин шарфюрер может так подумать, что вы, цумбайшпиль — например, неискренне пришли к нашему немецкому командованию…

— Ваше благородие! — молящим голосом восклицает Яшка.

— Что вы хотите обмануть полицию и тем самым его превосходительство самого фюрера!

Начальник вытягивается в сторону портрета бесноватого Гитлера и делает на всякий случай салют рукой.

Яшка готов лезть под стол от ужаса:

— Ваше благородие! Испытайте мою честность! Чем угодно заслужу! Но в этом районе я не работник! Эх, если бы вы знали, как трудно смотреть им в глаза! А тот советский агент, ваше благородие, который был немецким солдатом и исчез из больницы, — ведь он из нас свиных отбивных наделает!

— Но, но! — орет начальник полиции. — Не распускай язык, скотина! Ты говорил, что имеешь явку в Н.?

— Имею, ваше благородие. Прикажете кому передать?

— Нет, зачем же. Сам пойдешь. Там замечены следы одного дела. Получишь подробные инструкции.

— А если явка устарела?

— Наведешь справки в полиции. Все. Можешь идти. Сборов никаких. Да не вздумай бежать. Я тебя из-под земли достану! Доннер веттер!

Яшка уходит, и почти сразу же после него входит в комнату гестаповец. Начальник подобострастно вскакивает с кресла и уступает его пришедшему. Сам садится на место ушедшего Яшки. И такая же Яшкина поза.

— Ну, господин полицай, он согласен?

— Я его так напугал, господин шарфюрер, что он полезет к черту на рога! Инструкции передать письменно?

— Нет, вы очень примитивно работаете, господин русский. Мы, немцы, так не работаем. Инструкции он получит в Н. от немецкого начальника…

— Да, да, господин шарфюрер…

— А ты, грязная свинья, — вдруг свирепеет гестаповец, — какое поило ты мне вчера подсунул? Я думал, что у меня все кишки порвутся! Сволочь! Застрелю!

Начальник полиции падает на пол и замирает в полной покорности, пока бушует гроза.

11. Райком дубль

Разрушенный, взорванный и сожженный металлургический завод в Р. Покосившиеся и рухнувшие домны, поваленные крыши громадных цехов, покрошенный бетой.

В хаосе и запустении, среди немыслимых руин — далекое окошко.

Если, обходя другие пути, по воздуху проникнуть в него, можно увидеть необычайное зрелище: жилую комнату. Более того — комната дышит миром и спокойствием. Столик, накрытый красной материей. На стене — портреты Ленина и Сталина. Дядя Миша, как хозяин, встречает приходящих. Уже на месте: дед Иван Иванович, Федя, один старик в ватнике и очках, один бородатый — по виду настоящий Илья Муромец, связной в штатском, очень незаметно одетый, похож и на крестьянина, так как куртка домотканая, напоминает и шахтера кожаным картузом. Рука на перевязи.

Входит еще одно лицо — худой, бритый, с впалыми щеками и неульгбающимися глазами, с виду — инженерный работник.

— Ну вот и хорошо, — говорит дядя Миша, — все сошлись вовремя, опоздавших нет. Никого не удивляет место, где мы собрались? Я подумал, что подпольный райком партии, представляющий Советскую власть, может назначить свое заседание там, где найдет нужным, не считаясь с немецкими захватчиками. Вот почему мы и собрались здесь, на заводе… Уточняю: на бывшем заводе…

Для немцев это предприятие — мертвое дело. Уже сколько месяцев они разбирают завалы, хотят наладить силовое хозяйство, чтобы хоть ремонтик сякой-такой можно было производить. Но что у них получилось? Ничего. Потому что хозяева-то не они, а мы. Придет время — разве мы так долго будем возиться с разрушенным заводом? Да он у нас, как скрипка, заиграет! Где тот народ и возьмется! И механизмы притащат, и руки приложат, и сноровку… Смотри — и накренившуюся домну выправим, как молоденькую…

— А что ж, Михаил Михалыч, — подает реплику старик в ватнике и очках, мастер доменного цеха, — об этом предположения уже имеются. Дайте только команду!

— И дадим в свое время, Кузьма Павлович, — улыбается дядя Миша, — так же, как и нашему деду Ивану Ивановичу, мартеновскому заправиле…

— К делу давайте, — говорит притворно сердито дед, — нечего раны бередить. Вы за мартены не беспокойтесь…

— Мы с шахтенной тоже не отстанем, — басит бородатый "Илья Муромец", — кой-чего в мозгах наметили…

— Таким образом, товарищи, — резюмирует дядя Миша, — мы решили собраться здесь, на заводе. Главный инженер, наш уважаемый Валентин Фролович, приготовил нам это помещение среди заводских руин. Охрана расставлена, в случае чего уйти можно будет относительно спокойно, входы и выходы мы здесь знаем, товарищи, не первый день…

Я пригласил на заседание районного комитета нашего комсомольского секретаря, известного всем присутствующим Федю, а также связного Центрального партизанского штаба — товарища Алексея. Остальные — члены нового райкома, заменяющие погибших.

И долгая пауза воцаряется в комнате.

— Почтим, товарищи, память погибших наших предшественников.

Все встают, опустив головы. Минута молчания.

— И сразу же, товарищи, я разрешу себе доложить райкому мой анализ причин провала и гибели наших дорогих и незабвенных друзей. Произошла обычная жизненная вещь, недопустимая в практике подпольных организаций: кто-то сблагодушествовал и проболтался о явке, этим воспользовался враг, проник в наши ряды. Но врагу явно не хватило терпения, выдержки, он должен был бы выждать, пролезть глубже, узнать больше. Если бы это случилось, товарищи, — скольких еще друзей мы не досчитались бы на сегодняшний день!