Ян и Яна - [9]
К счастью, никто не слышал их. А если бы услышал, то, конечно, удивился бы, что есть ещё глупенькие девочки, не знающие таких простых вещей.
В это время военный парад закончился, и вниз по Вацлавской площади покатились разукрашенные ветками и цветами новенькие тракторы. Сбоку отлично было видно, как они пробегали по четыре в ряд, подпрыгивая на своих резиновых колёсах. Держась за плечи водителей, на тракторах стояли дети.
Потом кладненская колонна зашевелилась, донеслись разрозненные слова команды, незнакомый человек с красной лентой на рукаве подбежал к Яне, спросил: «Ну как, подготовилась?» — но ответа ждать не стад, сунул ей в охапку огромный букет цветов и скрылся в людском водовороте. Колонна тронулась, остановилась, опять тронулась, немножко смялась на повороте и тут же выровнялась. Яна увидела спускающуюся вниз широкую площадь. С обеих сторон площади двигался поток, тесно сплетённый из человеческих рук и лиц.
Справа возвышалась небольшая трибуна.
— Смотри! Смотри! — зашептал Ян своей сестре. — Выше смотри!
Яна подняла головку и увидела висящее на стене над трибуной огромное белое полотнище, с него глядел на Яну советский солдат.
— Видишь? Это он спас тебя! — шептал Ян.
Яне хотелось оглянуться на брата, но она не решалась. Если бы она увидела глаза его, полные слёз восторга, то он, чего доброго, рассердился бы на неё;, ведь он всегда говорил, что слёзы вовсе незнакомы мальчишкам.
В это время детей стали легонько подталкивать:
— Бегите, бегите, ну что же вы!
И дети побежали к трибуне. Они бежали неровной цепочкой. За ними, другой цепочкой, бежали мальчики-подростки. Вот они уже подхватывают малышей и ставят их на край трибуны. И люди, стоящие на трибуне, наклоняются к детям. Яна видит левей себя знакомое по портретам лицо президента Готвальда. Рядом с ним стоит высокий, худой человек в пенсне. Он ласково улыбается. «Русский!» — догадывается Яна. А к самой голове её склонился ещё один русский, с огромными золотыми звёздами на плечах.
— Теперь говори! — подсказывает снизу Ян. — Говори, говори, не бойся!
И, преодолев смущение, Яна начинает свою маленькую речь, первую в своей жизни речь. Это нелегко. К тому же она говорит по-русски, произносит одно за другим заученные слова.
— Здравствуйте, товарищ маршал! — говорит она громко. — Меня спасли советские бойцы. Мы очень рады…
Но дальше дело не идёт. Напрасно встревоженный Ян подсказывает снизу: «…видеть вас между нами, видеть вас между нами…»
Яна никак не может ухватить незнакомые слова.
— Мы очень рады… — повторяет она ещё раз, без всякой надежды выпутаться.
И тут русский маршал приходит ей на помощь.
— Вот видишь, и мы очень рады! — говорит он и поднимает девочку над трибуной.
— Цветы! Отдай цветы! — подсказывает снизу Ян паническим шёпотом.
Но поздно. Уже остановилась в каменных берегах пёстрая река народной манифестации, и тысячи голосов провозглашают могучим и слаженным хором:
— Да здравствует Советский Союз! Да здравствует свободная Чехословакия! Да здравствует наша дружба! Ура! Ура! Ура!
И оцепеневшая от восторга Яна, поднятая руками русского маршала, висит над площадью, прижимая к груди букет цветов, смотрит восхищёнными глазами на яркие наряды, на праздничные лица, слушает родные голоса… Навсегда останутся в её памяти эти минуты.
Долго ещё ликовала чехословацкая столица, долго бурлили на улицах и площадях тысячные толпы мужчин, женщин, детей.
Было жарко. Но вот шествие окончилось. Люди в последний раз обменивались приветливыми улыбками и расходились по домам. Вайчура отыскал грузовик и уселся со своими детьми на переднюю скамейку.
И они трогаются в обратный путь.
— Ты ни за что не угадаешь, папа, на кого я хочу учиться! — говорит Ян загадочным голосом и обводит влюблёнными глазами Прагу и встающие на горизонте, в лиловом сумраке, тени гор.
Хочется ему, чтобы отец подольше поломал голову. Но маленькая Яна уже хлопает в ладоши, и голосок её звенит, сливаясь с пением жаворонков над полями:
— А я знаю! А я знаю!
И она в самом деле знает это. Ведь она хорошо помнит, с каким восхищением смотрел Ян на мальчиков в военной форме.
