В то памятное утро, ровно в пять ноль-ноль по местному времени влетела в нашу комнату дежурный комендант Лиля и объявила:
- Ребята! Краснодар взят нашими войсками! Вставайте скорее!
Первым вскочил Федор Немцев.- Он всегда спал на одно ухо в ожидании новостей, чтобы потом, по своей природной склонности, двадцать раз их переврать. Только хотел он перехватить эту исключительную новость, как был повален на койку.
- Я первый услышал… Не имеете права, - кричал он, стараясь освободиться от сильных рук Ученого, моего брата Гриши и других.
- Раз ты всегда врешь, мы не желаем слушать от тебя никаких важных сообщений. Ребята! - загремел Ученый, - Краснодар наш! Всеобщий «Интернационал»! Встать!
И все как один встали возле своих коек, и единой грудью грянули пролетарский гимн.
А потом некоторые стали кидаться подушками. Летели и простыни, и одеяла. Полетели бы и тюфяки, если бы, как всегда в критический момент, не появилась дежурный комендант и не скомандовала своим мелодичным голосом:
- Внимание! Прекратить немедленно! Где староста группы?
- Ну, вот я. Ну, что вам? - спросил я, поймав вернувшееся ко мне одеяло.
- Коплик, доложишь мастеру, какое ты допустил безобразие.
- Эх, товарищ Лиля, дежурный комендант! - с искренней скорбью воскликнул я. - Не можешь ты даже понять человека ни в горе, ни в радости. И глаза твои хотя и, голубенькие, но в них нет ни капли души. Я лично никогда бы на тебе не женился, ибо я не перевариваю заурядных девушек.
Она даже остолбенела:
- Ну, Коплик… Твоя грубость не доведет тебя до добра.
Только и могла вымолвить. Как видно, попал в самую ее чувствительную точку.
Была б то девушка с более чуткой натурой, кто знает, быть может, именно ей доверил бы я свою тайну… Настоящая девушка тем и дорога, что ей хочется все сказать. Но таких девушек нет на свете. По крайней мере, сколько ни живу, не встречал.
И так как эта дивчина имеет привычку обязательно других унизить, то, обернувшись, она добавила:
- Звонили из больницы, у Антона Островского высокая температура и сильный бред.! А вам хоть бы что.
На таких ужасных словах она захлопнула дверь.
- Неправда, комендант! Мы заботимся об Антоне, - закричали ребята, сильно обиженные.
- Павел, - обратился ко мне мой брат Гриша, - все готово для передачи?
- Булочки и простокваша приготовлены, - ответил я. - Крепкий бульон варится под наблюдением шефа. Осталось купить яблок и пареной айвы. Антон любит пареную айву. Дай Петру Иванычу общественные деньги, пусть сбегает на базар.
Петр Иваныч, услышав свое имя, кубарем скатился с койки, словно и не спал. Этот трудолюбивый парнишка (пчелка, а не человек) всегда готов на любое дело. А уж если для Антона - себя не помнит.
Плеснул в лицо водой, энергично утерся полотенцем, фуфайку на плечи, деньги в кулак - и был таков. Даже завтрака не стал ждать.
Передачу в больницу от лица группы понесли Ученый и брат мой Гриша. С тех пор, как я убедился, что все равно нарушу данное Антону слово, совесть мне не позволяла к нему ходить. Я ограничивался короткими письмами.
Нелегко обманывать ближайшего друга во время его тяжелой болезни… Но уж если я что решил, переломить себя не могу.
Мастер не раз говорил: «У тебя, Коплик, плохой характер. Ты сильно упрямый и грубый,. Но в тебе есть честность… За твою честность я тебе многое прощаю».
Честность… Вот я нарушаю слово, данное близкому другу, и готовлюсь к побегу. Но я хочу этот побег сделать для блага Родины. Честно я поступаю или нет?
Трудно мне разобраться, даже голова трещит…
С взятием Краснодара настали решающие дни моей жизни. Невольно припомнил я свои разговоры с другом, его убедительные доказательства, мои лживые обещания и клятвы. «Ты староста, - убеждал Антон. - Какое вредное влияние окажет твой поступок на группу!»
Я сваливал все на свой упрямый характер, полученный мною от отца. Отец был председателем сельсовета, крайне настойчивый.
Но причем тут отец? Это отговорка. Я доверил Антону свои мучения, свои мечты о Краснодаре. Я даже заплакал. Но это не подействовало. Антон с твердостью повторял свое. Тогда я вынужден был дать слово-. Я дал его. Непростительно с моей стороны! Я запятнал свою комсомольскую совесть.
Все это сильно омрачало мой скорый отъезд в родной Краснодар. И в то же время мысль усиленно работала над тем, каким способом добыть мой чемодан, спрятанный в квартире завхоза.
Мастер дал мне срочное задание - выяснить на соседнем заводе возможность отливки некоторых деталей, и я вернулся в общежитие поздно вечером. Застал ребят в сборе. Увидев меня, все замолчали.
- Были у Антона? - отрывисто задал я вопрос и попал в точку. Мой брат Гриша сразу заплакал.
- Письмо мне есть?
- Какое там письмо… Что ты, шутишь? - сурово вымолвил Петр Иваныч. - Он лежит без сознания. Доктор сказал…
- Замолчишь ли ты, Петр Иваныч! - закричал Ученый. - Без тебя тошно. Молчите все!
Тогда один из ребят, Лукьянов, возразил:
- Наоборот, давайте о нем говорить, тогда он скорее поправится. Если Ученый не будет обрывать, я расскажу вам один свой разговор с Антоном.
- Рассказывать, так рассказывай, не тяни, - потребовали ребята.