Я — ярость - [171]

Мужчина вздрагивает при упоминании этих имен.

— Погоди секунду. — Он осторожно прикрывает дверь и через несколько мгновений распахивает ее, выпуская поток холодного, пахнущего металлом воздуха. И улыбается. — А теперь заходи.

Элла заходит в комнату, которая похожа на какой-то кризисный центр. Тут несколько здоровенных парней в форме охраны, а еще парень, подросток по виду, уставившийся в мониторы и окруженный множеством маленьких раций.

— Я отведу тебя в автобус, — говорит мужчина. — Арлин сказала, что твоя мама была очень взволнована тем, что ты приедешь.

Он ведет ее по длинному холодному коридору: сплошные белые бетонные блоки, посеревшие от грязи и времени. Их шаги разносит эхо, и Элла понимает, что выглядит, наверное, как животное, что она растрепана и не пользовалась дезодорантом сегодня. Не сбавляя хода, она скрещивает руки на груди.

— Да, мы не виделись несколько недель, даже несколько месяцев. Я не знала, что она тут.

Парень посмеивается, но не зло.

— Твоя мама — звезда. Полагаю, для тебя это большой сюрприз, да?

— Ага.

В конце коридора — еще одна тяжелая металлическая дверь, он открывает ее, и Элла отшатывается от горячего влажного воздуха. Они выходят наружу, в зону разгрузки: здесь выстроились в ряд несколько трейлеров и автобусов. Гудят голоса, люди смеются и переговариваются — похоже на вечеринку. Элла дергается, выискивая маму взглядом, но кругом только фанаты, выстроившиеся в очередь, как на автограф-сессии.

— Тебе в тот автобус, — говорит мужчина, проводя ее мимо фанатов. — Арлин сказала, можешь чувствовать себя как дома.

Девчонка-подросток, сидящая в кресле водителя, открывает дверь и с любопытством склоняется в сторону Эллы. На коленях у нее лежит книга в твердом переплете.

— Так ты Элла, — говорит она. — Вы с твоей мамой просто на одно лицо.

Но Элла останавливается за секунду до того, как зайти в автобус, где есть кондиционер, где прохладно, спокойно и безопасно, где ее ждут и любят (а она уже целую вечность не ощущала такого).

Останавливается, потому что услышала… что-то.

Свое имя?

— Элла! Элла!

Она оборачивается и видит, как по асфальту мчится невозможная, совершенно волшебная, в сломанной тиаре ее младшая сестренка Бруклин.

55.

Челси бежит по грязному коридору в фирменном халате БКЯ, и сердце колотится сильнее, чем на ринге.

Ее девочка вот-вот будет здесь. Ее дочь.

Элла.

Она толкает большую металлическую дверь и вываливается на влажную парковку, прямо в сумерки, разрезаемые светом бледно-оранжевых уличных фонарей. К ее удивлению, там стоит небольшая толпа людей. Несколько голов поворачиваются, кто-то перешептывается, и всего через мгновение все их внимание обращено на нее, будто у акул, почуявших кровь. Они визжат, размахивают руками и плакатами, кричат: «Девица из Флориды, боже мой, это она! Я тебя обожаю!» Они устремляются к ней, но охрана удерживает их, и фанаты тянут руки, будто она гуру, который может благословить. Челси хмуро кивает, стараясь не выпадать из образа Девицы из Флориды, проходит мимо и трусцой бежит к туристическому автобусу. Он пыхтит все там же, где и был сегодня с утра. Челси тормозит перед дверью, сердце бьется в бешеном ритме, с лица стекает грим, а легкие разрываются от недостатка воздуха.

Двери автобуса распахиваются, но на водительском сиденье не сидит Индиго, и Челси заглядывает внутрь, вертит головой, чтоб спросить, в чем дело, — и тут видит его.

Дэвида.

Это как увидеть воочию призрака или какого-то отвратительного монстра из кошмаров, и она пятится, как в замедленной съемке, мир замирает, и тут из автобуса доносится знакомый голос:

— Мамочка!

О, черт.

У него Бруклин.

Челси застывает как вкопанная.

— Заходи, — говорит Дэвид, нависая над ней. Она стоит на нижней ступеньке, позади — стена тепла и энергии от фанатов. — Вода теплая.

Он улыбается холодно, как аллигатор, всплывающий из глубины реки. Она не двигается, и тогда Дэвид демонстрирует дьявольски черный пистолет, который держит в руке.

Челси заходит в автобус, который стал ее пристанищем, ее островком безопасности и местом исцеления, и Дэвид дергает рычаг, закрывая дверь. Их сразу же отрезает от шума толпы: прелесть туристических автобусов в том, что их изоляция в самом деле блокирует все звуки.

Ну, почти все.

Она уверена, что если Дэвид начнет палить из пистолета, то это кто-нибудь услышит. Правда, учитывая, как тут тесно, это будет неважно.

— Мамочка?

Ее внутренняя львица оживает, преодолевая страх, и она протискивается мимо Дэвида в узкий проход, бежит мимо коек к диванам в общей зоне в задней части автобуса, где…

Боже милостивый.

У него не только Бруклин, но и Элла с Патрисией.

Все вместе, прямо тут.

Что, черт возьми, сотворил Дэвид?

На самом деле это не имеет значения. Она со всей силы прижимает к себе Бруклин, зарывается носом в ее волосы и вдыхает сладкий аромат, знакомый каждой матери, — запах детской головки. Тело наполняется пьянящей смесью любви и ужаса, которая заставляет кошек выпускать когти. Бруклин пахнет чужим шампунем, и на лбу у нее шрам звездочкой, и Челси хочется спросить, откуда он тут взялся.

— Мама?

Челси резко поворачивает голову. Элла, закусившая губу, выглядит как один из пропавших мальчиков Питера Пэна. Челси протягивает к ней руки, и после короткой паузы Элла бросается к ней, чтобы обняться, крепко, идеально. Челси украдкой принюхивается и к ее голове и сквозь еще более незнакомый запах шампуня ощущает какую-то вонь обреченности и усталости. Элла прошла через то, что не выпало на долю Бруклин, Челси нутром это чувствует.