Я видел, как живет Италия - [13]
На этот счет у нас с Лиллой мнения совпали. Однако, едва мы нашли стоянку для Пафнутия, возникает спор. Лилла хочет побывать всюду. Для посещения церквей у нее в сумке приготовлено даже покрывало на голову и руки. Но мы договорились, что во время этой поездки музеи и памятники исключаются. В. Италии им несть числа, а нас интересует человек, средний итальянец. Поэтому я и слушать ее не хочу, спорю, доказываю, напоминаю о ее обещаниях. Проявив таким образом свое «я», я следую за нею в собор.
За порогом совершенно иной мир. Величие, строгость, спокойствие, царящие здесь, волей-неволей внушают уважение; пораженный в самое сердце, я любуюсь огромными, нерасписанными нефами и чудесными витражами.
Миланцы называют свой собор незаконченным. Действительно, конкурс на отделку трех последних дверей был проведен совсем недавно… Но хватит о соборе[38].
Для меня Милан — это Эмиль Винтер, теперь Эмилио Винтер; итальянцы произносят Винтере. Это друг. Брат. Мы познакомились с ним в лагере Урбисалья. Потом встретились в горах над Виссо зимой 1943/44 года. Там, разыскиваемый немцами, он ухитрялся ходить за больными и однажды спас английского офицера. Это исключительно мягкое и мирное, любящее и доброе существо. Немец. Мясник. У него маленькая фабрика в Милане. Всякий раз, когда вы едите в Италии «франкфуртские сосиски», знайте, что изготовил их мой друг Винтер.
За пятнадцать лет он не состарился. Но движения его стали медленнее и волосы поседели. Я спросил его о его делах.
— Мои-то дела идут превосходно, а вот Италия катится к экономической катастрофе.
Это тот самый лейтмотив, который я еще услышу в разговорах большинства экономистов и предпринимателей.
Однако пора искать гостиницу. Словно нарочно большинство их стоит как раз там, где трамваи делают поворот. О, нам слишком хорошо известен их утренний скрежет, и поэтому мы укрываемся вдали от центра, на улице, где слышны только гудки автомобилей.
Хозяйка гостиницы расплывается в улыбке. Я спрашиваю:
— Как идут дела?
— Веnonе (великолепно), — отвечает она.
— Налоги не съедают все ваши доходы?
Она презрительно усмехается:
— Macché! (A-а, черт с ними!)
То, что налоги в Италии отнюдь не предмет беспокойства, подтвердится тоже еще много раз. Тому существуют две причины. Первая — изворотливость. Люди «устраиваются», а «устраиваться» и значит изворачиваться. Вторая причина — рост главным образом косвенных налогов. Например, бензин здесь дороже, чем у нас: 150 лир за литр. Туристы платят 100 лир. Отсюда блестящие возможности устраивать очень выгодные торговые дела.
Кроме того, во многих провинциях взимание налогов доверено appaltatore — откупщику, который подряжается их собирать. Как в сказке!
— Сегодня вечером мы спустимся в низы общества, — заявляет Лилла.
Мы обедаем в самом простонародном из всех простонародных кварталов. Маленькая закусочная с постоянными клиентами. Здесь такого рода заведение называется траттория. Посетителей обслуживают хозяин и хозяйка. В углу телевизор, который ревет во всю мочь, вещая последние известия. Хозяин старается вызвать нас на разговор о де Голле и, сам того не замечая, начинает говорить о себе. А ему есть о чем поговорить, бедняге! До выборов осталось пять дней — а кажется, что они уже были!
— Так всегда, саго signore. Станете вы бороться с господом богом? А ведь они его просто мобилизовали. Христианская демократия и священники сумели притащить на землю всю святую троицу. Бог-отец стоит перед урной, Иисус протягивает вам бюллетень, а Святой дух ведет пропаганду.
Убеждения у нашего собеседника определенно левые, но в Италии нужно быть осторожным с выводами. В 1948 году из бесконечно длинной беседы с одним участником движения Сопротивления я узнал, что здесь встречаются коммунисты-монархисты, стоящие за полное восстановление светской власти церкви. Итальянец — еще больший индивидуалист, чем француз, он проводит свою собственную политику, не заботясь о партийной догме.
А пока хозяин дает волю своему раздражению против американцев. Никогда еще на этой планете ни одна страна не тратила столько денег для того, чтобы вызвать к себе ненависть.
— Наше правительство не свободно. Чтобы в этом убедиться, не требуется ни очков, ни умения читать и писать. Оно только выполняет приказы «Ваджингетона». Если Айке (мы уже знаем, это Айк) не даст согласия, дорогой мой, мы не будем иметь права поливать наши макароны мясным соусом. Однажды у нас уже было левое правительство[39]. Наши американские друзья разделались с ним в два счета. Ни доллара вам, сказали они. Христианские демократы! У них не большинство, а доллары. Долой Ватикан! Все священники прогнили, сударь. Все, кроме папы, да святится имя его. Он настоящий наместник бога на земле. Но он не знает о несчастьях народа. Он никогда не покидает Ватикан, где его окружают одни толстобрюхие. По моему виду, синьор, вы можете догадаться, что я…
Хозяин дает нам время подумать. Но не успела Лилла открыть рот, чтобы сказать «коммунист», он опережает ее:
