Я видел, как живет Италия - [11]

Но теперь мы предупреждены…

И еще одно. Никогда не спорьте с ними, у них всегда наготове аргумент: «Значит, в вашей стране нет правил движения?» Но в голосе и интонации слышится иное: «Легко врать тому, кто приехал издалека». И еще: «И угольщик хозяин у себя дома». Таким образом, иностранец всегда оказывается неправ. А поскольку по-итальянски они говорят, конечно, быстрее вас, вам остается лишь один шанс из ста выйти победителем в споре. Поэтому сохраняйте хладнокровие. Молчите. Благодарите создателя, что остались живы, и молите его охранить вас в следующий раз. Если вы из тех, кто подвержен суетной жажде мести, предлагаю вам такой прием. Сорвите с вашего противника галстук, обнажите его грудь. Можно держать пари, что у него на шее висит медальон в честь какого-нибудь святого. Схватите медальон и благоговейно поцелуйте. Итальянец не дурак. Он поймет, в чем дело, и вы вместе посмеетесь… если только он не разобьет вам физиономию еще до того, как вы прикоснетесь к его воротнику. Ведь итальянцы еще и очень проворны. И упаси вас бог что-нибудь им объяснять. Бесполезно…

Есть и другой способ привести их в чувство. Но он опасен. Я воспользовался им только раз и теперь заявляю, что никогда в жизни не испытывал бóльшего страха. Это произошло на извилистой дороге из Палермо в Монреале. Расстояние между ними невелико, но дорога узка и к тому же стеснена троллейбусным движением. Вооружившись терпением, уважая законы, я тормозил каждый раз, когда троллейбус останавливался, пропуская встречный поток машин. Но вот какой-то на три четверти глухой фанфарон, наседавший на нас уже с километр, поручив свою душу создателю и закрыв глаза, бросился в свалку. Обезумев от страха, я вынужден был взобраться на тротуар и навлек на себя поток проклятий толпы верующих, вышедших из церкви после обедни. Когда входишь в раж, то потом трудно бывает припомнить, какие чувства тебя в это время обуревали. Я помню только, как, охваченный мужской яростью, не обращая внимания на заклинания Лиллы, безумный среди безумных, с артериями, клокотавшими, как выхлопные трубы, я бросился вдогонку за нахалом. Автомобилисту, у которого в глазах все делается красным от бешенства, красный светофор кажется зеленым. Чудом оставаясь невредимым, я несся вперед, делал дикие виражи (которые здесь очень легко удаются кому угодно), преодолевал заграждения, обгонял машины по одной и по две сразу, все прибавляя и прибавляя скорость. Мой враг сидел за рулем вульгарной и древней «Тополиное с кузовом типа «жардиньер» (это значит — тележка зеленщика; но этот зеленщик был козлом в моем огороде). Я должен был рассчитаться с ним или подохнуть в больнице. Был ли тому причиной дух вендетты, которым всегда насыщен воздух Сицилии, или, может, я акробат, только не знал об этом, живя в нормальной обстановке, но я догнал негодяя и смелым маневром, позаимствованным из американских фильмов, принудил его остановиться. Благодарение небу, парень был еще меньше меня ростом. К счастью (для него), у меня не было намерения драться. Из окна машины я стал корить его суровыми, но справедливыми словами:

— У вас есть дети, синьор?

Он весь дрожал. Издали мои плечи кажутся широкими, и, каюсь, мое лицо, вероятно, было ужасно.

— Да, синьор, — ответил он.

— Сколько?

— Трое… — он поправился, — будет четверо через несколько месяцев. Моя жена… — Я не дал ему договорить.

— И вам не стыдно?

— Стыдно? — пробормотал он испуганно. По-че-му?

— Стыдно, — завопил я, — потому что вы просто презираете и дар жизни, который вы получили от бога, и ваши священные обязанности!

Он опустил голову.

По мнению Лиллы, для которой вообще нет ничего святого, униженный вид противника объяснялся не столько содержанием моей сильной речи, сколько яростным тоном и дальнобойными брызгами слюны, отлетавшими, по ее словам, больше чем на три метра. Вполне возможно. Но тем не менее, оробев, парень благоразумно пристроился нам в хвост. Когда оглушительный концерт гудков прервал нашу перепалку, я нарочно заставил себя ехать помедленнее и все время наблюдал за этим малым в зеркальце. Он об этом догадался и пытался улыбаться мне. Лилла между тем решила заступиться за несчастного многодетного отца. На свет были вытащены предположения, гипотезы и соображения. А что, если, например, его младший ребенок болен? Или у его супруги начались схватки? Или вдруг он потерял место и упустит что-нибудь, если приедет слишком поздно? Лилла родилась, чтобы быть командиром, и ее желания для меня — закон. Я посигналил автомобильному «ассу», что великодушно отпускаю его на свободу. Он проехал, крича grazie[32].

Но коса нашла на камень. (Да здравствуют пословицы!) Пешеход в Италии не лучше автомобилиста. Для него машина — тоже явление божественное. Она, как молния, поражает лишь тех, кто отмечен судьбой; к чему же стараться ее избежать? Что суждено, то суждено.

Беда в том, что, во-первых, итальянцы живут вне дома, а, во-вторых, их полуостров явно перенаселен. Деревни лепятся одна к другой. Разрабатывая график своего путешествия, турист должен принимать во внимание не только моторизованных латинян, но и стулья, и кресла, которые перетаскиваются через улицу из дома в дом, молодежь, разгуливающую на Корсо, группы людей, спорящих о политике, процессии по случаю праздника любого из святых, записанных в святцах, праздники и фейерверки местного значения, начало и конец работы на заводах и занятий в школах, выставки, лотки под открытым небом, грудных младенцев, ползущих на коленях или на задах поперек магистральной автострады, прямо к соседке, которая живет напротив (она еще и руки протягивает и зовет: «Vieni, tesoro!»