Я — это ты - [4]

Well, show me the way

To the next little girl

h, don't ask why

Oh, don't ask why.

Она молчит, упрямая, а мне хочется улыбаться. Я горжусь ей, как сокровищем, как отец мог бы гордиться дочерью — сильная, с характером. И себе на уме, плутовка. Молчит, а кормит удивительно. И как только ей это все удается: сырный суп, жаркое, даже вино… я же знаю, что у нас ничего нет. Наверное, это просто иллюзия, но я не хочу об этом думать. Пусть будто бы правда, пока еще можно. Пока еще есть и еда, и вода и воздух… а до тех пор, Элл, я не позволю тебе влезть в управление кораблем, нет, родная. Мы летим домой… ты — летишь.

Ты лежишь в кресле пилота и, глядя в потолок, пытаешься петь. Ты уже неделю почти не встаешь, перемещаешься с трудом, и с каждым днем это становится все заметнее. Мелодия звучит некрасиво, негармонично — петь ты не умеешь. Но всегда что-то происходит, когда ты поешь, что-то меняется в тебе, в окружении. И во мне — мне становится весело. Все как будто упрощается и решения приходят легко, быстро, сами собой. И мне тоже хочется подпевать. Хотелось, раньше. Теперь — нет.

А ты просишь, чтобы спела.

Или поговорила. Но я — не могу. Боюсь.

— Элли, а вот скажи, что кончится раньше, еда или вода? Ты же должна знать, ты наверняка все уже просчитала. Без еды можно прожить дней, наверное, двадцать… а без воды только три, да? Или раньше кончится воздух? Я не хочу задыхаться. Замерзнуть… наверное, это будет лучше всего — проще всего, да?

Я знаю, говорить с ней о своей смерти — бесчестно, но мне страшно. Я вдруг начал понимать, как это страшно — умереть.

— Элл, чертова железка, поговори со мной!

* * *

Пять лет полета прошли нормально и мы, сделав несколько витков вокруг Плутона, благополучно легли на обратный курс, домой. Я и Элли — мы научились жить вместе. Она была для меня помощником… другом?.. любимой? Нет, больше, много-много больше — ELL 1852600002 стала частью меня самого, самой важной частью.

Тогда я не понимал, но сейчас знаю точно: все эти годы мы были счастливы.

Все случилось очень быстро.

Мы играли в шахматы, Элли проигрывала, и, как обычно, когда проигрывала, надолго затихала, вжималась в кресло, кусала большой палец и, глядя на доску, сосредоточенно хмурилась. Вдруг эта ее сосредоточенность как-то резко изменилась, словно перенаправилась, и я услышал уже забытый сухой тон автоответчика:

— Алекс, в реакторе утечка. Причина — дефект защитной оболочки. Опасность, смертельная опасность. У тебя сто секунд, будут предложения?

Утечка? В реакторе? Дефект защиты?! Я растерялся. Я вообще ничего понять не мог: откуда дефект защиты, если все тщательнейшим образом тестировали?! Я же точно знал — я сам там присутствовал! Как такое… что теперь делать?

— Алекс, какие будут предложения? У тебя пятьдесят секунд. Сорок девять, сорок восемь…

Пятьдесят секунд! Что я мог сделать?! Хотя, нет… мог, я должен был! Но идеи как назло приходили одна бредовее другой. Починить вручную? Усилить защиту жилого отсека? Отстрелить к дьяволу этот реактор… и остаться без энергии. Эта, последняя, была технически осуществима и сулила какую-то отсрочку… но тогда мы застрянем тут, в пустоте, навечно.

— … три, два, один. Есть предложение отключить реактор и отделить от тела корабля. Если других нет, приступаю к исполнению.

— Нет, Элли! — я дернулся к переключателю управления, когда мощный реактивный толчок выкинул меня к противоположной стене рубки, чуть не размазав по обшивке.

Не могу сказать, как скоро я очнулся. Мой шлем слетел во время падения, и я не мог видеть Элли, только чувствовать, как один из манипуляторов, расположенный на стене, бережно гладит волосы.

— Алекс, ты слышишь, Алекс? — судя по голосу, Элл была перепугана. — Как ты, больно?

Боль была, болела ушибленная голова и, кажется, я подвернул ногу, только осознание случившегося оказалось хуже всякой боли. Первым делом я на четвереньках добрался до пульта и переключил управление кораблем на себя, только потом подобрал шлем и посмотрел в глаза Элли.

— Выживу. Что ты наделала, Элл? Как мы теперь вернемся?

— Никак… — она обхватила меня за шею и уткнулась носом в плечо, ни то радостная, ни то в отчаянии. — Алекс, прости, но иначе было невозможно — если бы я этого не сделала, ты был бы уже мертв — ты бы просто сварился за эти два часа… Прости!

Два часа, значит… несколько минут мне понадобилось на то, чтобы просто выровнять дыхание и начать что-то соображать. Реактора больше нет… а что есть?

— Элли, — я легонько тряхнул плечом, — хватит причитать, подружка, лучше прикинь, что у нас осталось и на что этого хватит.

Она хлюпнула носом и поднялась. Большие серые глаза уставились прямо в душу:

— Уже посчитала. Резерва топлива достаточно, чтобы обеспечить комфортные условия на корабле в течение девяноста трех земных лет плюс-минус год. Ты ни в чем не будешь нуждаться — я обо всем позабочусь.

— Хорошо, я понял. Дай мне все спокойно обдумать, ладно?

Наверное, мой тон был слишком раздраженным, обвиняющим.

— Ладно, — она отвернулась и красноречиво провела рукой по панели управления. — А доступ? Быть может, я займусь, пока ты думаешь?

Я представил себе обрисованную Элли перспективу: вот я, сорокалетний, обнимаю девчонку с виду лет пятнадцати, вот я, в шестьдесят, мы смотрим старые комедии, и я пытаюсь соответствовать ее задорному юному смеху, вот мне восемьдесят, и Элл, похожая на мою правнучку, смазывает мои пролежни и читает на ночь, потому что сам я уже ничего не вижу. Чудесно!