Я еду на верблюде - [19]

По специальной наклонной дороге саркофаги спускали к самому низу. Вокруг шахты-колодца вьется винтовая лестница с сотней ступенек. Она предназначалась для тех, кто провожал покойников в последний путь. Люди стояли на этих ступеньках и сквозь оконца смотрели, как на веревках поднимали по шахте-колодцу на второй, на третий этаж саркофаги с мумиями их родных и близких.

Потом все собирались в отдельной комнате. Там и теперь стоит каменный стол и каменные скамьи вокруг него. Люди приносили с собой еду в тарелках, ели, а потом все тарелки разбивали.

Эта часть города так и называется «Гора разбитых тарелок». Водят сюда туристов, чтобы показать, какое влияние на египетское искусство оказало римское владычество, как слились в одно оба искусства.

И теперь в катакомбах стоит статуя мужа и жены. Левая нога у обоих выставлена вперед, как у древних египтян. Фигуры египетские, А головы уже римские, с курчавыми пышными волосами.

Саркофаги похожи на наши ванны. Это уже римские саркофаги.

Украшения на них — египетские.

В катакомбах нам рассказали одну историю. Произошла она во времена правления римского императора Каракалы. Это был очень жестокий император, от которого египтяне много страдали. Нашлось несколько смельчаков, задумавших отомстить императору.

Каждый день к дому императора приходили четверо-пятеро александрийцев, ругали его, обзывали разными словами и убегали.

Люди императора никак их не могли поймать. А может, и не хотели. Как сквозь землю проваливались смельчаки.

Так продолжалось долгое время. Однажды семь человек приехали на лошадях к дому императора. Также всячески его оскорбляли и также исчезли.

Но Каракала сам проследил за ними. И увидел, как они на лошадях спустились по наклонной дороге в катакомбы. Тогда император приказал закрыть все выходы из катакомб. Никого даже близко не подпускали к ним.

Когда же наконец люди вошли туда, они увидели только кости коней. Костей смельчаков не обнаружили. Император приказал оставить коней в катакомбах, в святом месте, а тела египтян выбросить собакам.

Потому и не нашли их люди.

Луксор

На вокзале в Луксоре нас ждали черные фиакры — старые обтрепанные коляски. Старые клячи впряжены в них. Старые кучера гордо восседают на высоких козлах.

Мне здесь все нравится. Я сразу подумал, что эти коляски тоже достали из какой-нибудь гробницы фараона. Когда-то на ней ездил фараон, а теперь еду я. Вот здорово! И пружины провалившегося сиденья уже не кажутся мне такими жесткими.

Нас везут в отель. Утро. Солнце взошло над пустыней, но еще не печет так безжалостно, как днем, а только немного пригревает. Мы ехали вдоль поля.

— Вот смотри, — говорит мне папа, показывая на высокие, в рост человека, растения.

— Кукуруза? — спрашиваю я.

— Не кукуруза, а сахарный тростник. Сахар из тростника растворяется мгновенно. Ты разве не заметил?

— Нет, не заметил.

— Надо обращать внимание на все. А вон растения только пробиваются из земли. Здесь не так, как у нас — сеют весной, а осенью собирают урожай. Здесь одно созревает, и сразу же поле засевают новой культурой. Три, четыре урожая в год снимает крестьянин-феллах со своей земли. А вон там еще только пашут.

Я слушаю папу и смотрю на мальчика в полосатой галабии, погоняющего буйвола. Буйвол тащит деревянную рогулину.

Папа словно следует за моими мыслями, сразу же объясняет:

— Это египетский плуг.

Мужчины поливают уже обработанное поле. Над полем возвышается кривой короткий журавль, похожий на наш, которым в деревнях достают из колодцев воду. С помощью этого журавля черпают воду из канала и льют в ручей. Ручей течет по полю.

— Египетский шадуф, — показывает папа на журавль.

Я вспомнил учебник истории, по которому мы учились в пятом классе, и подумал, что вот так же пахали и так же поливали поля и во времена фараонов. Только над бедняками феллахами и рабами стояли надсмотрщики с плетями и не давали поднять головы, чтобы вытереть пот, заливавший глаза…

С другой стороны дороги видны дома с плоскими, иногда с круглыми крышами. Смотришь на такую крышу и кажется, что в доме спрятан большой шар, верхушка которого торчит над стенами. И всюду деревья. То высокие голостволые пальмы, то совсем незнакомые деревья с низкими широкими кронами.

На одной улице мы увидели свадьбу. Возле дома стояло несколько таких же, как и наш, фиакров. На одном — молодежь. Я ищу глазами жениха и невесту и не могу разобрать, где они. Может, их еще только ждут. Музыканты бьют в барабаны, дуют в какие-то дудки. Мелодии никакой, зато громко. Еще на один фиакр взобрались детишки. Их там с десяток, если не больше. Глазенки горят. Дети радуются, что поедут…

Луксор — город дворцов. Так назвали арабы древние Фивы, когда впервые увидели их. И теперь здесь, в городе и возле города, находится 90 процентов всех египетских древних памятников.

Статуи, колонны, сфинксы из Луксорского и Карнакского храмов украшают все музеи мира. Осталось здесь только то, что не смогли вывезти колонизаторы.

Мы подъезжаем к Нилу. Он здесь шире, чем в Каире, и еще более полноводный.

За рекой темнеют скалистые горы. Наш кучер привык возить туристов, знает, что их интересует, и говорит, показывая на горы: