Я, Дрейфус - [75]

Шрифт
Интервал

О себе я даже не подумал. Все мои мысли были с сэром Генри, с леди Тилбери: принесет ли это известие им хоть какое-то облегчение? Джордж теперь был бы уже совсем взрослым, и мне казалось, что больше ни о чем они думать не могут. Мне было жаль, что Эклз умер — я хотел бы убить его своими руками.

Наконец за мной пришли. Как я ни жаждал свободы, настроение у меня было никудышное, меня грызла ненависть к Эклзу. Я в последний раз оглядел свою камеру. Никакой ностальгии. Никаких ожиданий. Меня вдруг охватило полное равнодушие.

36

В последний день первым давал показания мистер Твиди. Выглядел он неплохо. Сильно загорел, на что тут же обратила внимание Ребекка.

— Вы отдыхали, мистер Твиди? — спросила она.

— Да, — ответил он.

— В Испании, наверное? У вас ведь там вилла.

— Совершенно верно, — сказал мистер Твиди. Он слегка запинался — понимал, к чему она клонит.

— И как давно вы ей владеете?

— Около двух лет, — выдавил из себя мистер Твиди.

— То есть вы купили ее вскоре после суда над апеллянтом.

— Да, — вынужден был согласиться мистер Твиди.

Ребекка не стала развивать эту тему. Просто посмотрела на судей и пожала плечами.

— По делу апеллянта вы дважды давали показания, — продолжала она. — В первый раз вы, подтвердив его алиби, сказали, что лечили ему зубы у себя в кабинете третьего апреля между половиной третьего и тремя часами дня. Позже вы отозвали эти показания и заявили, что апеллянт в назначенное время не явился. Мистер Твиди, напоминаю, что вы под присягой. Так какое же из показаний было правдой?

— Первое, — сказал он. — Я лечил его в своем кабинете. Он пришел в назначенное время.

— Почему позже вы отозвали это заявление?

— Так предложил мистер Эклз.

— Вы член «Железного круга»?

— Разумеется, нет, — с достоинством ответил мистер Твиди.

— Тогда почему же вы оказали услугу мистеру Эклзу?

— Он пообещал мне это компенсировать.

— Каким образом?

— Тогда он не сказал, каким.

— Ну же, мистер Твиди, — Ребекка начала терять терпение. — Как он вам это компенсировал?

— Виллой… — пробормотал мистер Твиди. Ему было стыдно. Его почти не было слышно, поэтому Ребекка повторила: «Виллой», — чтобы зал услышал.

— Благодарю вас, мистер Твиди, — сказала она.

Оставалось вызвать еще одного свидетеля. Это был инспектор из полицейского участка Кентербери.

— На суде вы заявили, что осмотрели машину апеллянта.

— Скажем так: я проследил за тем, чтобы ее осмотрели.

— Что это значит? — спросила Ребекка.

— Это значит, что я не осматривал ее лично. Осмотр произвел один из моих помощников.

— Если вы не осматривали машину, откуда вам известно, что отпечатки пальцев Джорджа Тилбери были обнаружены на приборной доске? И пуговица от школьного пиджака на пассажирском сиденье?

— Так мне сказали, — ответил инспектор.

— Но вы сами их не нашли?

— Нет, — вынужден был признать он.

— Так они могли быть откуда угодно. Отпечатки пальцев Джорджа Тилбери можно было взять в любое время. То же и с пуговицей, — сказала Ребекка. — Вскоре после суда, — продолжала она, — вы повезли свою семью в кругосветный круиз. Довольно дорогая поездка. Как вам это удалось на инспекторскую зарплату?

— Круиз был подарком, — сказал он. — Это запрещено?

— Никоим образом, — ответила Ребекка. И обернулась к судьям. — Он говорит, круиз был подарком, — повторила она, — и на этом, уважаемый суд, защита прекращает опрос свидетелей.

Было только одиннадцать часов. Я понадеялся — вот до чего осмелел, — что мне не придется обедать в комнате для ожидания. Главный судья призвал зал к порядку, хотя в этом не было необходимости. Публика и так замерла в предвкушении.

— Сейчас мы сделаем короткий перерыв, — сказал он.

Мы встали, суд удалился. Ребекка подошла ко мне.

— Они скоро вернутся, — сказала она. И улыбнулась. Мы оба знали, каким будет приговор.

И действительно, через десять минут судьи вернулись. Мы все снова встали и стояли, пока они не расселись. Вид у них был такой довольный, словно они только что хорошо прогулялись. У меня было впечатление, что из зала они выходили только для того, чтобы заказать на обед столик получше. Главный судья даже не потрудился встать, зачитывая приговор.

— В данном случае, — сказал он, — апеллянт подал жалобу на приговор, по которому он был осужден за убийство, на том основании, что он оказался жертвой заговора с целью извратить правосудие. На основании показаний, которые мы услышали, нам совершенно ясно, что обвинение в заговоре полностью справедливо. В процессе апелляции мы слышали показания, от которых кровь стынет в жилах. Налицо нарушение правосудия, и виновные дорого за это заплатят. Выражаем соболезнования родителям Джорджа Тилбери, которым пришлось выслушивать то, что напоминало им об их трагической утрате. И также апеллянту, который был несправедливо приговорен отбывать наказание за преступления других. Апелляция удовлетворена, и апеллянт объявляется свободным.

Я слышал радостные возгласы в зале. Я почувствовал, что Ребекка меня обнимает. И остальные тоже. Наверное, это были мои родные. Но все расплывалось перед глазами. Никаких подробностей я не помню. Помню только, что запел бабушкину песню, и слова на идише легко слетали с языка — я вспомнил их все до единого.


Еще от автора Бернис Рубенс
Пять лет повиновения

«Пять лет повиновения» (1978) — роман английской писательницы и киносценариста Бернис Рубенс (1928–2004), автора 16 романов, номинанта и лауреата (1970) Букеровской премии. Эта книга — драматичный и одновременно ироничный рассказ о некоей мисс Джин Хоукинс, для которой момент выхода на пенсию совпал с началом экстравагантного любовного романа с собственным дневником, подаренным коллегами по бывшей работе и полностью преобразившим ее дальнейшую жизнь. Повинуясь указаниям, которые сама же записывает в дневник, героиня проходит путь преодоления одиночества, обретения мучительной боли и неведомых прежде наслаждений.


Избранный

Норман когда-то в прошлом — вундеркинд, родительский любимчик и блестящий адвокат… в сорок один год — наркоман, почти не выходящий из спальни, весь во власти паранойи и галлюцинаций. Психиатрическая лечебница представляется отцу и сестре единственным выходом. Решившись на этот мучительный шаг, они невольно выпускают на свободу мысли и чувства, которые долгие десятилетия все члены семьи скрывали — друг от друга и самих себя. Роман «Избранный» принес Бернис Рубенс Букеровскую премию в 1970 году, но и полвека спустя он не утратил своей остроты.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


Пятый угол

Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».


Третья мировая Баси Соломоновны

В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.


Русский роман

Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).


Свежо предание

Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.