Я детству сказал до свиданья - [11]

— Однако же пустому народу — подарки даришь, — насмешливо заметил Максуд. — Как станешь расплачиваться?

Андрей тяжело вздохнул и призадумался.

— Вот! Я в стройотряд со студентами устроюсь. Иного выхода нет, родители не знают об этом долге. Буду там вкалывать.

Мы с Максудом переглянулись. Похоже, одна и та же мысль мелькнула у нас: а ведь Андрей подсказывает нам единственный, может быть, способ вернуться в строй честных людей…

— Ну а теперь, братцы, пошли на Красную площадь. Все нормальные люди знакомство со столицей начинают с Красной площади. Только погодите пару минут, я новый костюм надену. — Андрей распахнул полированные дверцы шкафа, но костюма там не было. Не оказалось его ни на вешалке в прихожей, ни в кладовке. Не было нигде — и все тут! Андрей в недоумении почесал затылок. Потом вспомнил что-то и кинулся к телефону.

— Привет, Вадим, это я. Случайно не знаешь, где пиджак от моего нового костюма? А кто знает, как ты думаешь? Данила? Ладно, звякну Даниле. Привет, это я. Не у тебя ли пиджак от моего нового костюма? А брюки? Как, то есть, какие? Тоже от нового костюма.

Мне стало смешно: о каком таком новом костюме он говорит? Где-то на ком-то сам по себе существует пиджак. А где-то еще, тоже сами по себе, — брюки. В этой же, Андреевой, квартире витает некое неопределенное понятие нового костюма, так сказать, его призрак. Воспоминание о нем.

Между тем, обзвонив парней, переключился на девчат.

— Привет, Марина, это я. Не знаешь ли ты… Что? Сергеева кепка? Какого цвета? Поди глянь, — прикрыв ладонью трубку, сказал мне Андрей, — есть ли на вешалке серая кепка.

Я вышел. Кепка лежала на месте.

— Есть! Так и передай, его кепка у меня. Но она мне еще может понадобиться. А где мой пиджак, не подскажешь? Лена знает? Какая Лена? Та самая, которая приходила с другой Леной? Ну дай ее телефон.

Так, с помощью Лены, «которая приходила с другой Леной», был наконец найден пиджак. Через полчаса удалось напасть на след брюк. Теперь оставалось только ждать, когда они прибудут.

— Улавливаете, кабаны, какое великое изобретение телефон? — сказал торжествующий Андрей, растягиваясь в изнеможении на диване. — Ну представьте, что бы я делал без телефона в данном случае? Москва такая огромная — в каком конце искать свои вещи?

Да, встречал я в своей жизни пацанов, готовых душу заложить за шмотки, но вот такого беспечного, как Андрей, встречать не приходилось.

Вещи прибыли, действительно, как оказалось, из разных концов: брюки — из Замоскворечья, а пиджак — из Теплого Стана. Андрей получил возможность облачиться в новый костюм, который только что был всего лишь призраком. Серебристый, искрящийся, он преобразил своего веселого хозяина настолько, что мы и не узнали его — будто совсем другой парень оказался перед нами. Кожаную повязку со лба он снял, расчесал волосы, нацепил галстук и стал похож на артиста. Надо сказать: в своем новом обличье он мне тоже понравился. Глядя на него, Максуд тоже пожелал нагладить свои брюки, ну и мы с Синоптиком не отстали. И вот — намытые, причесанные, непривычно выутюженные, мы отправились наконец на главную площадь страны.

…Это было как в сказке: мчались мы сквозь дворцы и туннели, огни и темень, и грохот подземелья. Андрей ориентировался в этом подземном лабиринте, словно в собственной квартире. По-моему, он с закрытыми глазами мог бы добраться до любой точки Москвы.

Он прихватил с собою коричневый туго набитый портфель.

— Там недалеко один приятель живет, — пояснил он нам, — поменяюсь с ним дисками. У него клевые диски есть.

Ступеньки вниз, ступеньки вверх, эскалатор вверх, эскалатор вниз, и направо, и налево грохочут поезда, стремительно возникая из тьмы тоннеля и опять убегая во тьму, пронизанную огнями.

День уже клонился к вечеру. Тучи разошлись, и чистое предзакатное небо светилось над Москвой. Красную площадь я узнал сразу — ведь столько раз все это видел и на открытках, и по телевизору. Сияют драгоценной лазурью стройные башни Кремля. Горят грани пятиконечных рубиновых звезд. Четко рисуются, убегая вдаль, зубцы темно-красной стены, похожие на ласточкины хвосты. Зеленеют, с голубым отливом, ели на фоне кирпичной кладки.

Для начала мы обошли кругом роскошный собор Василия Блаженного, бросавший на серую брусчатку свою древнюю величавую тень. На площади было многолюдно, бродили стайки экскурсантов, туристов из других городов и заморских стран.

На черно-красные плиты Мавзолея падают солнечные лучи, они блестят на штыках часовых, неподвижно застывших у входа. Неподвижность часовых потрясает зрителей, только глаза говорят о том, что это все-таки живые люди. И кажется: расколись над ними само небо огненным взрывом, они и тогда не повернут головы, не изменятся в лице, не дрогнут ни единым мускулом.

Вдруг на площади произошло движение, в одно мгновение собралась перед Мавзолеем толпа. Благодаря Андрею мы очутились в первом ряду. Я слегка растерялся и сначала ничего не говорил, но тут из ворот Спасской башни вышли двое часовых и разводящий. Высоко поднимая ноги в сияющих сапогах и глядя прямо перед собой, медленным и торжественным маршем идут они к Мавзолею. Многоокая толпа ловит каждое их движение.