Четвертое сокровище
Великий мастер японской каллиграфии переживает инсульт, после которого лишается не только речи, но и волшебной силы своего искусства. Его ученик, разбирая личные вещи сэнсэя, находит спрятанное сокровище — древнюю Тушечницу Дайдзэн, давным-давно исчезнувшую из Японии, однако наделяющую своих хозяев великой силой. Силой слова. Эти события открывают дверь в тайны, которые лучше оберегать вечно. Роман современного американо-японского писателя Тодда Симоды и художника Линды Симода «Четвертое сокровище» — впервые на русском языке.
| Жанр: | Современная проза |
| Серия: | Мир Харуки Мураками |
| Всего страниц: | 102 |
| ISBN: | 5-699-18782-0 |
| Год издания: | 2006 |
| Формат: | Полный |
Четвертое сокровище читать онлайн бесплатно
Посвящается Адриэлль и Карен
Сёдо[1] каллиграфия. Это метод изображения иероглифов при помощи японской кисти и суми — японской туши черного цвета. Сёдо считается как искусством, так и способом письма как средства коммуникации.
Из «Словаря японской культуры»под ред. Момо Ямагути и Сэцуко Кодзима,1979
На деревянной лошади и задом напередЯ во весь опор проскачу сквозь пустоту.Захочешь ли найти мои следы?Ха! Поймай-ка бурю сетью.Кукоку (1328–1407)Из сборника дзэнской поэзии«Пусть влетит весенний ветерок»
Часть первая
Теории сознания
Беркли
Киити Симано, основатель и сэнсэй[2] школы японской каллиграфии Дзэвдзэн, поглубже макнул кисть в тушечницу, наполненную суми. Легкими движениями он отжал кисть о чернильный камень, пока точно рассчитанная лишняя капля не стекла медленно в канавку. Затем плавным движением кисти по бумаге нарисовал простую горизонтальную черту.
— Видишь, — сказал он Годзэну, своему лучшему ученику. — Если угол кисти слишком острый, черте недостает жизни. Попробуй еще раз.
Годзэн кивнул и смочил кисть тушью.
>Горизонтальная черта является одним из 24 основных графических элементов (ключей), входящих в официальную таблицу иероглифов и их сочетаний (гакунэнбэцу кандзи хайтохё). Таблица основных иероглифических комбинаций и графических элементов утверждается японским Министерством культуры. Каждый кандзи — японский иероглиф, заимствованный из китайского языка, — состоит из комбинации ключа и графических элементов.
>По другим классификациям число основных компонентов иероглифа может варьироваться от 8 (восемь графических элементов, входящие в иероглиф «вечность», «эйдзи хаппо») до 72. Горизонтальная черта выглядит простой в написании, однако на самом деле отработка ее гармоничного начертания очень трудна. Черта не должна быть ни строго горизонтальной, ни симметричной, ни слишком наклонной, ни слишком асимметричной. Тут очень важно качество кисти, используемой для каллиграфии (кисть входит в число «четырех сокровищ каллиграфа»). Для изготовления лучших кистей используется шерсть с груди китайских овец. Волоски ее очень прямые и служат долго, обладая при этом достаточной эластичностью, которая позволяет контролировать толщину и направление линий. Хотя хороший каллиграф может написать красиво и плохой кистью, каллиграфические шедевры создаются только лучшими кистями.
>Дневник наставника. Школа японской каллиграфии Дзэндзэн
Пока Годзэн отрабатывал горизонтальную черту, наставник погрузился в размышления: как бы ему хотелось вернуться домой, в Киото, где двадцать три года назад он окончательно понял, что она больше не хочет иметь с ним дело. Она так и не объяснила, почему, но без нее ему незачем было оставаться в Америке. Конечно, и в Японии у него ничего не осталось: ни школы, где он мог бы преподавать, ни студентов, которых он мог бы обучать, ни семьи, — все это теперь не имело к нему никакого отношения. Но в Японии он по крайней мере был бы дома.
Хотя даже после того, как наставник поднял что добиваться ее бессмысленно, он все равно бродил по кварталам Сан-Франциско, стараясь оказаться возле ее дома на перекрестке Буш и Тейлор, на кругом склоне Ноб-Хилла. Не останавливаясь, проходил мимо ресторана «Тэмпура-Хаус» на Пауэлл-стрит, где она работала. Хотя и так не было надежды, что встреча с ним хоть как-то изменит ее решение. Или ее чувства.
Каждый раз после целого дня бесполезных шатаний он находил недорогой ресторанчик, где ел в одиночестве.
Тогда он преподавал каллиграфию в Центре японского искусства «Восточная бухта» — вольно организованном учебном заведении в Беркли. Центр располагался в старом доме на юге кампуса, в полуквартале от сумасшедшей Телеграф-авеню — последнего оплота хиппистской культуры 60-х. Еще живо было воспоминание, как он впервые вошел в этот центр. Тогда ему в глаза бросились хлипкие стулья, расставленные вокруг стола, испещренного ожогами курительных палочек. На столе в куче хаотично валялись самые разнообразные журналы — от «Экономиста» до «Мэд». Вся доска объявлений была заклеена рукописными листовками репетиторов японского, секций карате и айкидо[3] и дзэнской службы по уходу за домашними животными.
Совершенно неожиданно многие из его студентов, занимавшиеся каллиграфией, научились писать вполне прилично, несмотря на бессистемный подход к делу, замешанный на энтузиазме. Именно это и отличало их от его учеников в Японии. Быть может, как раз строгость и сосредоточенность не позволяли его японским питомцам сделать стремительный рывок вперед. Или же его американские подопечные не боялись делать ошибки, и поэтому совершенствовались быстрее.
Вдалеке от Японии его собственный стиль каллиграфии постепенно становился более индивидуальным и менее традиционным. Более самоуглубленным, что ли. Скорее всего — из-за долгих ночей в одиночестве. Оставшись один, он вдруг обнаружил в себе печаль. Не депрессивную, ибо чувство было вполне комфортным. Печаль стала его постоянным спутником. Больше ему не приходилось есть в одиночестве.
За те два. года, что он занимался с маленькой группой одаренных и преданных учеников, в центре происходили многочисленные перемены. Уходили преподаватели, на их место набирались новые. Уходили и студенты, их сменяло все меньше учеников. Начнись трудности с зарплатой, регулярные занятия стали невозможны. Когда распад достиг апогея, он решил уйти на вольные хлеба — открыть свою собственную школу сёдо, «пути каллиграфии».
