Вьюрки - [4]

А еще пропала Наргиз. Но уже по-другому.

На расписание дня детей Бероевых происходящее во Вьюрках не имело никакого влияния. И по-прежнему Наргиз водила их утром и вечером гулять — круг по улицам, потом на реку, где была детская площадка, и домой.

Вечером Наргиз с детьми не вернулись вовремя. Света Бероева, решительно шлепая тапками, обежала поселок и спустилась к Сушке, где и обнаружила мальчиков, задумчиво покачивающихся на качелях.

— А где Наргиз? — с облегчением обняв детей, спросила Света.

Старший показал на реку. Буроватая вода лениво ползла вдоль зарослей осоки, неся на себе водомерок и уток. Неуклюже сплетенная гирлянда из желтых водяных цветов свисала с ближайшего куста — ребятишки, наверное, постарались. Никаких признаков Наргиз на берегу не было.

— Купается?

Мальчики замотали головами. Света позвала Наргиз раз, другой и, не дождавшись ответа, поспешно увела детей. Наргиз с тех пор никто не видел.

Никто не пытался покинуть Вьюрки вплавь или на лодке. Вода, как дополнительное препятствие на и без того обросшем загадочными трудностями пути, смущала дачников. Хотя они не сразу поняли, что река стала другой. То есть она, как и лес, и само дачное товарищество, сохранила видимость прежней, с комарами и рыбьими шлепками, но тоже приобрела странные посторонние свойства. Вьюрковцы еще долго не решались к ней приближаться. Только значительно позже подтянулись за добычей пара глухих дедов-рыбаков и чудаковатая девица Катя, тоже поклонница рыбалки, которая всем образом летней своей жизни вызывала у Валерыча вопросы.

К Наргиз, когда она еще была, тоже возникли вопросы у Тамары Яковлевны и ее подруги Зинаиды Ивановны. Обычно они вечерами смотрели по телевизору передачи про народные средства, родовые проклятия и порчу. И вот, когда в день исчезновения дороги драгоценный телевизор показал серую рябь, опечаленные пенсионерки, все обсудив и взвесив, решили, что это обиженная Наргиз прокляла Вьюрки каким-то восточным проклятием. Предположение было не более странным, чем происходящее вокруг, и старушки даже ходили к Наргиз прощупать почву. Они потом говорили, что интересовались очень деликатно, но Светка была иного мнения и объявила, что вот, дощупались до того, что затравленная Наргиз бросилась в Сушку и теперь детей оставить не с кем. А может, просто уплыть решила от Светки и бероевских щенят, когда закралась в голову мысль, что она теперь к ним навеки прикована, подумал Валерыч, глянул вверх в надежде увидеть хоть одно облако, способное затенить полыхающее солнце, — и увидел странное.

Солнца не было. Небо от края до края затянуло чем-то белым, перламутровым, как нежный испод двустворчатых беззубок, которые водились в Сушке. Валерыч в первую секунду даже обрадовался — вон сколько облаков нагнало, а потом понял, что это не облака. Это сам небосвод побелел, и по нему пробегали перламутровые переливы. В лицо Валерычу дохнуло жаром — точно горячим песком хлестнуло по глазам; запершило в горле. А над поникшими травяными верхушками заволновалось, заклубилось прозрачное марево.

Не отпускают, понял Валерыч. Он постоял немного, борясь с головокружением, и зашагал дальше, цепляясь за нити прежних смутных размышлений, чтобы не думать ни о жаре — невыносимой, трескучей, ни о белом небе. Когда идешь куда-то один, не в городе, среди людей и орущих вывесок, а вот так, всегда бормочется что-то само по себе в мозгу, так что давай, продолжай, бормочи… что прикована к ним навеки. Ерунда, никто тогда не думал, что навеки.

Председательша устроила у сторожки, возле отрезанного неизвестным явлением поворота, всеобщее собрание. Объявила, что надо держаться и сохранять спокойствие, помогать друг другу и не пытаться покинуть территорию до прояснения ситуации. Дачники подняли гвалт, который обычно поднимали по поводу тарифов и неплательщиков: кто прояснит, как прояснит. На что Клавдия Ильинична с достоинством отвечала, что раз случилось такое явление, такое, поправилась она, необъяснимое бедствие, из-за которого полностью отрезанным от цивилизации оказалось большое количество людей, то наверняка уже работают соответствующие службы и предпринимаются меры и сюда доберутся, к примеру, на вертолетах и окажут помощь.

— Снаружи? — спросила крашенная в черный девчонка Юлька, балансировавшая чуть поодаль на своем велосипеде.

Клавдия Ильинична наградила Юльку строгим учительским взглядом и не ответила. А дачники затихли, встревоженные.

— Товарищи, у нас есть электричество, а это значит, что снаружи… — еще один взгляд в сторону Юльки, — …всё в порядке. Надо просто потерпеть. Наверняка уже предпринимаются конкретные действия, а нам нужно ждать, — сказала Клавдия Ильинична. Гладко так сказала, окончательно обретя прежнюю уверенность.

Воздух трещал, точно над головой тянулась ЛЭП, и наливался жаром. Валерыч чувствовал, как вздуваются на обожженной коже первые волдыри. Губы не расклеивались, а тяжелый и шершавый язык как будто заполнил собой весь рот. Даже глаза пересохли, и он приподнимал веки только изредка, чтобы понять, куда идет. Поле, у которого не было ни конца ни края, и раскаленное небо вспыхивали перед ним и тут же снова тонули в багровом, пронизанном пульсирующими жилками сумраке.