Высшая мера - [19]
— Да, конечно… — Щербак помолчал. — Скажите, Петрович, если не секрет, почему это, по сути, мелкое дело, вызывает у вас такой интерес?
Мартынов кашлянул: «Н-да, такой вопрос я мог заранее предвидеть…» Но он не имел права рассказывать все до конца. «Значит, не надо было приходить вовсе».
Юрий Александрович догадался о настроении Мартынова и сам пошел на выручку ему:
— Ладно, Петрович, раз нельзя, не говорите. Я ведь только хотел уточнить, заинтересован ли кто-нибудь в устранении старика.
Деликатность и такт Щербака нашли в душе Мартынова отзыв. Сделалось как-то легко. Но вопрос оставался пока без ответа. Кто же решил убрать старика? Кому нужно? Минуту, не более, думал он:
— Пожалуй, да. Есть такой человек. Тимчук мог его опознать.
— Вот видите! — морщинистое, расплывчатое от складок лицо Щербака сразу стало жестким, напряженным, глаза сузились, словно шел он по запутанному следу.
— Но не мог этот человек покушаться на жизнь Тимчука по той простой причине, что находился под арестом, да и сейчас у него руки коротки. Ничто ему не поможет.
— И все-таки… — Старый сыщик упрямо тряхнул головой и взял под руку Мартынова, как бы приглашая еще раз подумать обо всем, не торопясь.
Отойдя от калитки, Мартынов сразу же закурил. Затянулся жадно, махорка в самокрутке потрескивала, почти свистела. «Всякую дрянь курим, — подумал он. — Настоящей кременчугской теперь днем с огнем не сыщешь. Впрочем, и эта мешанина ничего, сойдет».
Во время разговора с Юрием Александровичем он закурить не решался. Еще в прошлом году, при первой встрече, понял — Щербак, человек больной, совершенно не переносит табачного дыма. Мартынов тогда сказал:
— Вам надо в комнате табличку прибить.
— Я сперва так и хотел, — смущенно улыбнулся Щербак. — Дескать, просим не курить или что-то в этом роде. Но потом вспомнил, что такая табличка уже висела в кабинете одного человека…
— У кого?
— У Чехова, знаете ли… — И он снова улыбнулся, еще более смущенно, и тяжело закашлялся. Вытирая платочком слезы, Юрий Александрович посмотрел на Мартынова как-то виновато, будто считал нескромным болеть болезнями великих людей, таких, как Чехов.
Мартынов шел по переулку и думал: «А мне хоть бы что! Сколько этого дыма наглотался, а все здоров. Но если… и-эх!.. когда-то сын будет у меня — не разрешу, ни за что! К чему набивать меха всякой дрянью? Это уж наше поколение… так… от жизни нелегкой».
Мучительно пытался установить Мартынов связь между арестом рыжего Савелия и покушением на Тимчука.
Есть ли она?.. Просто совпадение?
Ночью Славке снились всякие кошмары. Какой-то бандит на огнедышащей лошади, с огромной шашкой в руках, гнался за ним по голому полю. Славка убегал, задыхался и слышал за спиной лошадиный храп и смех бандита. Выбиваясь из сил, он закричал: «Дедушка!..» и тут же увидел: на ярко-зеленой траве лежит израненный дед и не может подняться на помощь. А поле внезапно превратилось в длинные коридоры с лестницами — с этажа на этаж, и кругом было пусто, и Славка был один, и опасность была где-то рядом. Крики и каждое слово, произнесенное им во сне, отдавались гулко, как в пустой бочке, потому что Славка всюду один-одинешенек и помощи ждать ему неоткуда…
Просыпаясь и раскрывая глаза, он думал, что увидит серое в тучах небо, такое же тяжелое и страшное, как только что пережитые сны. Но тонкие, будто расколотые на мелкие щепки, утренние лучи пронзали окно, спешили наполнить комнату спокойным, ровным светом.
Эту ночь мальчишки спали в комнате, потому что в сарае, после всего происшедшего, стало как-то жутковато. Славка, подперев ладонями подбородок, смотрел в окно и прикрывал глаза от яркого солнца. Петро тоже проснулся, присел рядом, на лежанку. Он плечом задел друга, прислонился, как бы утешая его: дескать ничего, все уладится, и дед обязательно выздоровеет.
— Может быть, сегодня нас к нему на целый час пустят.
— Думаешь, на целый час? — Славке хотелось, чтобы все было именно так, как говорит Петро. Он жалобно вздохнул, словно старая деревенская бабка.
— Ты не убивайся, слышь, — сказал Петро. — Думаешь, мне не жалко деда? Еще как жалко.
Славке было приятно, что у него такой хороший друг. «Ты мне как брат!» — хотел он сказать Петру. Но не сказал, застеснялся. А, кроме того, Славкину душу переполняла злость. Да, злость, а на кого же? Он и сам-то в точности не знал. Но кулаки сжимались, хотелось мстить, уничтожить того, кто посмел поднять руку на деда.
С неприязнью думал мальчишка и о Ленке. Шляпа, разиня! Видит, из ворот выходит подозрительный человек, значит, надо пойти, проследить, а она… уши развесила. Даже приметы подробно не запомнила. Что с них взять, с девчонок, эх!
Но тут же, справедливости ради, решил: а может, вовсе и не подозрительным был тот гад? Может быть, и он, Славка, не обратил бы внимание на такого?..
Нет, Ленка не виновата, это он сам скорее. Надо было сидеть дома и не бросать деда одного — тогда ничего плохого бы не случилось. Но разве можно угадать, где беда караулит?.. Бабки из их Гусаровки наверняка сказали бы: «Судьба…» А какая, к черту, судьба, — просто появился какой-то грабитель, искалечил человека и последние гроши унес.
В 1940 г. cо студенческой скамьи Борис Митрофанович Сёмов стал курсантом полковой школы отдельного полка связи Особого Прибалтийского военного округа. В годы войны автор – сержант-телеграфист, а затем полковой радист, начальник радиостанции. Побывал на 7 фронтах: Западном, Центральном, Воронежском, Степном, 1, 2, 3-м Украинских. Участвовал в освобождении городов Острогожск, Старый Оскол, Белгород, Харьков, Сигишоара, Тыргу-Муреш, Салонта, Клуж, Дебрецен, Мишкольц, Будапешт, Секешфехервар, Шопрон и других.
«Ночные ведьмы» – так солдаты вермахта называли советских пилотов и штурманов 388-го легкобомбардировочного женского авиаполка, которые на стареньких, но маневренных У-2 совершали ночные налеты на немецкие позиции, уничтожая технику и живую силу противника. Случайно узнав о «ночных ведьмах» из скупых документальных источников, итальянская журналистка Ританна Армени загорелась желанием встретиться с последними живыми участниками тех событий и на основе их рассказов сделать книгу, повествующую о той странице в истории Второй мировой войны, которая практически неизвестна на Западе.
Генерал-полковник артиллерии в отставке В. И. Вознюк в годы войны командовал группой гвардейских минометных частей Брянского, Юго-Западного и других фронтов, был заместителем командующего артиллерией по гвардейским минометным частям 3-го Украинского фронта. Автор пишет о славном боевом пути легендарных «катюш», о мужестве и воинском мастерстве гвардейцев-минометчиков. Автор не ставил своей задачей характеризовать тактическую и оперативную обстановку, на фоне которой развертывались описываемые эпизоды. Главная цель книги — рассказать молодежи о героических делах гвардейцев-минометчиков, об их беззаветной преданности матери-Родине, партии, народу.
«…Число «три» для меня, девятнадцатилетнего лейтенанта, оказалось несчастливым. Через три дня после моего вступления в должность командира роты я испытал три неудачи подряд. Командир полка сделал мне третье и последнее, как он сказал, замечание за беспорядок в казарме; в тот же день исчезли три моих подчиненных, и, наконец, в роте пропали три пары валенок».
На фронте ее называли сестрой. — Сестрица!.. Сестричка!.. Сестренка! — звучало на поле боя. Сквозь грохот мин и снарядов звали на помощь раненые санинструктора Веру Цареву. До сих пор звучат в ее памяти их ищущие, их надеющиеся, их ждущие голоса. Должно быть, они и вызвали появление на свет этой книги. О чем она? О войне, о первых днях и неделях Великой Отечественной войны. О кровопролитных боях на подступах к Ленинграду. О славных ребятах — курсантах Ново-Петергофского военно-политического училища имени К.
Главная героиня повести — жительница Петрозаводска Мария Васильевна Бультякова. В 1942 году она в составе группы была послана Ю. В. Андроповым в тыл финских войск для организации подпольной работы. Попала в плен, два года провела в финских тюрьмах и лагерях. Через несколько лет после освобождения — снова тюрьмы и лагеря, на этот раз советские… [аннотация верстальщика файла].