Высшая мера - [21]

Столовая ЧК и штаба войсковой части находилась в полуподвальном сыром помещении. Все, кто сидел за столиками, хорошо знали друг друга. Мартынов кивком головы поздоровался с товарищами, присел рядом.

Обед довольно скудный. В похлебке, которая громко называлась «суп по-крестьянски», с трудом удавалось выловить картофелину, — и только счастливцу перепадал кусочек мяса, серо-синего, неопределенного цвета.

Самая вкусная еда была… на стенке: там висела картина, натюрморт — дыни, взрезанные по диаметру арбузы, краснощекие яблоки, груши. Картина эта являлась предметом постоянных острот со стороны бойцов и командиров. Углубляясь в похлебку, скребя ложкой по дну тарелки или котелка, то один, то другой просил соседа:

— Послушай, дорогой, достань мне, пожалуйста, вон ту грушу. Нет, не эту, правее которая…

— А дыню не хочешь? — улыбаясь, предлагал сосед.

Спокойно поесть Мартынову не пришлось. Едва начал работать ложкой, увидел, что в столовую вошел, точнее вбежал, Яша Горелик и глазами ищет кого-то. Взгляд Горелика остановился на Мартынове. Яша удовлетворенно кивнул и тотчас же вышел. «Вот хитрец, — улыбнулся Терентий Петрович, — не хочет отрывать меня от еды, а дело, видать, у него важное».

Мартынов вышел на улицу.

— Ну, что стряслось, Горелик?

— Вы разве уже пообедали? Так быстро? — подозрительно спросил Яша.

— Говори! — приказал Мартынов.

— Да ничего особенного. Вы сперва поешьте.

— Знаешь, Яша, дипломат из тебя никудышный! Я же по твоему лицу вижу — что-то стряслось.

И тогда Горелик, отбросив все ухищрения, доложил:

— Терентий Петрович, час тому назад из городской тюрьмы бежал Ершов, точнее Лже-Ершов.

Поняв, что дообедать уже не придется, Мартынов вернулся в столовую, взял с подоконника свою кожаную фуражку, сунул в карман недоеденный кусочек хлеба и вышел.

Вскоре они с Гореликом усаживались на легкую бричку-тавричанку. Хлестнули коня.

— Поедем в тюрьму, — сказал Мартынов и, закуривая, спросил: — Как же это все-таки произошло?

Яша ответил, что содействие в побеге оказал бандиту часовой, скрывшийся одновременно с ним.

А подробности они узнали на месте.

Оказалось, что «Ершова» охранял часовой Михеев. Он вывел бандита во двор и повел в сторону уборной, которая примыкала к забору. Доски в заборе были заранее подпилены Михеевым — и уйти в образовавшийся проход большого труда не представило. Тревогу дежурный, как выяснилось, поднял с опозданием. Однако начальник тюрьмы — чекисты сами убедились в этом — принял энергичные меры: о побеге сразу же известили кого следует.

Мартынов и Горелик еще находились у начальника тюрьмы, когда пришло сообщение, что в перестрелке с одной из пригородных застав убиты двое неизвестных, — по приметам, бандит и часовой Михеев.

Вернувшись к себе, Терентий Петрович долго не мог успокоиться, ходил по кабинету и хмуро насвистывал «Яблочко»…

Кто виноват? В чем ошибка? Видимо, следовало серьезнее отнестись к словам старого сыщика Щербака о том, что кто-то мог быть заинтересован в устранении старого Никифора Тимчука. Правда, этот «кто-то», будучи арестованным, сам ничего сделать не мог, но после покушения на старика Мартынов должен, обязан был предположить, что у рыжего Савелия нашелся помощник.

Его-то и надо было искать.

— Допустил промашку, — терзался Мартынов. — Вот гады! Затесались-таки в наши ряды.

Теперь Терентию Петровичу было не трудно восстановить недостающие звенья цепи. Боясь быть опознанным односельчанином Никифором Тимчуком, рыжий Савелий послал своего подручного Михеева, чтобы тот убрал старика. Кстати, во время ареста бандита Михеев находился в здании ЧК — доставлял сюда арестованную женщину. Видимо, в коридоре или во дворе Савелию удалось шепнуть ему несколько слов.

— Как говорится, все проще пареной репы.

— Но позвольте, Терентий Петрович, — стал возражать Яша Горелик, — зачем же это потребовалось Лже-Ершову, если он все равно решил бежать, а не оправдываться?

— Скорее всего он отдал приказ Михееву вгорячах, хорошенько не подумав. Ну, потом, конечно, поостыл и решил, что если и устранить свидетеля, ему все равно хана: остались мальчишки, да и мы не лопухи — докопаемся, разоблачим. Это он верно решил. Я в тот же день направил запрос и фотографию его в особый отдел червонно-казачьего корпуса и лично комкору Виталию Марковичу Примакову.

— Ну что ж, — сказал Яша, — теперь осталось, чтобы старый Тимчук опознал Михеева: он ли приходил к нему?

— Да, конечно. Надо сделать фотографию и среди других предъявить ее и Тимчуку, и той девчонке из соседнего двора.

19

Мальчишки и раньше, конечно, видели железную дорогу: одноколейную, две колеи. Но чтобы множество путей так сразу расходилось лучами в разные стороны — такое Славка и Петро увидели лишь здесь, у железнодорожных мастерских. Вокруг гудели паровозики — старые, закопченные, доживающие свой век. И одна краска безраздельно господствовала тут: черная.

Земля между рельсами и шпалы были сплошь покрыты густыми маслянистыми пятнами. Воздух, прорезаемый гудками, звоном железа и ударами кувалд, полон гари. А в стороне, где целое кладбище разрушенных паровозов и котлов, к черному цвету примешивался и рыжий: время и дожди делали свое дело — все гуще проступала на металле ржавчина.