Вырождение. Литература и психиатрия в русской культуре конца XIX века - [79]
Примечательно, что в литературном контексте 1890‐х годов, изобилующем, по мнению критика А. М. Скабичевского[818], персонажами – неврастениками и психопатами, единственный (известный мне) роман, эксплицитно названный «Вырождение» (1897), принадлежит перу В. П. Желиховской и романом о вырождении не является[819]. Прогрессирующее падение нравов в России второй половины XIX столетия, описанное на нескольких сотнях страниц этого социального романа, увидено глазами главной героини, которая являет собой воплощенное мужество и до преклонных лет остается оплотом нравственности, со сверхчеловеческой энергией (которая вопреки авторскому замыслу выглядит комично) борясь против распространяющегося, подобно эпидемии, разложения ценностей и идеалов. Вырождение, в данном случае означающее исключительно упадок нравов, утрачивает связь с золаистским нарративом о дегенерации, хотя роман Желиховской, безусловно, рассказывает историю одной семьи. Падение нравов усугубляется по мере смены поколений, однако не обнаруживает каких-либо медицинских коннотаций, а для его инсценировки не используются структурные особенности психиатрически-натуралистического нарратива о вырождении.
Тот факт, что художественный потенциал золаистского романа о вырождении постепенно исчерпывает себя в русской литературе конца 1880‐х – начала 1890‐х годов, хотя именно в этот период упрочиваются позиции русского натурализма[820], объясняется прежде всего ситуацией внутри самого литературного дискурса. Как было показано в предшествующих главах (II–IV), в процессе ранней и интенсивной рецепции Золя русская литература всего за несколько лет осваивает нарративные возможности романа о вырождении, всячески их варьируя и, соответственно, препятствуя механическому повторению повествовательной схемы. Если сравнить тексты, уже рассмотренные в этой книге, с первыми немецкими «декадентскими романами»: «Болезнью века» («Die Krankheit des Jahrhunderts», 1887) Макса Нордау и «Декадентами» («Die Dekadenten», 1898) Герхарда Оукамы Кноопа, – то все разнообразие художественных подходов к элементарному по сути своей нарративу, присущее русской литературе с самого начала, выступает еще отчетливее. Немецким романам свойственна «работа по схеме»[821], ограничивающая свободу варьирования и ставящая во главу угла неизменность нарратива, тогда как русские тексты демонстрируют определенный вкус к игре с возможностями модификации соответствующей повествовательной модели. Вместе с тем все эти возможности, испробованные всего за несколько лет, быстро себя исчерпывают, а литература о вырождении выходит из тесных рамок натуралистического романа.
Впрочем, (временное) исчезновение романа о вырождении из русского литературного ландшафта на рубеже 1880–1890‐х годов объясняется не только и не столько внутрилитературными причинами, сколько общим расширением концепции вырождения в период ее становления в российском научном и публицистическом дискурсе (гл. IV.1–2). При этом на смену Морелеву нарративу дегенеративной наследственности, охватывающему череду поколений, приходит расширенная трактовка понятия «вырождение», которое превращается в своеобразную «модель интерпретации мира» через призму девиации. Первоначальный нарративный аспект дегенерации, восходящий к Золя, сменяется другими биомедицинскими повествовательными моделями: криминально-антропологической (гл. VI) и дарвинистской (гл. VII), – и смешивается с ними. В результате возникают новые нарративные формы, альтернативные способы рассказа о вырождении.
Изменение повествовательных моделей дегенерации хорошо прослеживается на примере восприятия русской публикой книги М. Нордау «Вырождение» («Entartung», 1892–1893)[822]. Критикуя представленные в патологическом свете цивилизацию и культуру, Нордау, как известно, выносит приговор европейскому модернизму в целом: от прерафаэлитов до символистов, от Вагнера до Ницше, от Ибсена до Золя, – применяя почерпнутый из теории вырождения диагностический метод при анализе произведений модернистского искусства и обнаруживая у авторов симптомы психических отклонений[823]. Отличительной особенностью ранней и широкой рецепции «Вырождения» в России[824] является не только тот факт, что рецепция эта хронологически совпадает с зарождением русского символизма и в определенной степени ему способствует; так, книга Нордау повлияла на известный манифест Д. С. Мережковского «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» (1893)
