Вырождение. Литература и психиатрия в русской культуре конца XIX века - [71]
Повесть «Старый сад», которую Ясинский, ныне почти забытый, выпустил под псевдонимом Максим Белинский, вышла в 1883 году в мартовском номере журнала «Отечественные записки»[726]. Ее автор активно участвовал в литературной жизни России 1880‐х годов. В конце 1870‐х он начал печатать натуралистические произведения, а в 1884 году занял видное место в киевском литературном кружке «Новые романтики», одной из первых пресимволистских групп, где ценили творчество Г. Флобера и Ш. Бодлера, С. Я. Надсона и В. М. Гаршина[727]. Требование новой эстетики, а также освобождения искусства от общественных задач и обязанностей сочетается у Ясинского с ранним восприятием Ницше, оказавшего значительное влияние на творчество русского автора[728]. Его язвительные романы с ключом вызвали возмущение в литературной среде того времени и положили начало затяжной полемике, создавшей Ясинскому репутацию тщеславного кверулянта[729]. В 1926 году он выпустил любопытные мемуары, озаглавленные «Роман моей жизни», занимательность которых не в последнюю очередь определяется едкой иронией, с какой он описывает своих тогдашних соратников[730].
В повести «Старый сад» отразились обе тенденции, присущие творчеству Ясинского: натуралистическая и преддекадентская. Эстетизация нарратива о вырождении предвосхищает здесь окраску, которую соответствующая повествовательная схема получит в эпоху fin de siècle. Герой повести, Александр Уствольский, – последний потомок старинного помещичьего рода. Разочаровавшись в жизни и страдая смертельной болезнью (как и полагается персонажу его эпохи, он болен чахоткой)[731], он возвращается в родную деревню Козловку. Старинная семейная усадьба, где он поселяется, давно стоит необитаемой и так обветшала, что напоминает Уствольскому «кладбище»[732], причем впечатление усиливают воспоминания о трагической гибели родителей и сестер. Бродя по ветхому дому и старому саду, Уствольский вспоминает счастливое детство, составляющее разительный контраст с его нынешним положением умирающего, утратившего все иллюзии человека[733]. Разрушающийся дом и буйно заросший сад символизируют психофизический и материальный упадок Уствольского. Сам протагонист, однако, находит в этом некий (преддекадентский) смысл:
Нет, уж пусть лучше так все останется, подумал он, тоскливо взглянув на дом: в этом разрушении есть что-то поэтическое, есть стиль. Уствольские умирают, Возжальниковы выступают на сцену. Их дело украшать свои палаты, жить «в свое удовольствие», а мы… время наше прошло…[734]
Закат своей семьи Уствольский рассматривает как проявление закономерности, результат циклического детерминированного процесса, в ходе которого один род приходит на смену другому. Возжальниковы, чья «очередь» пришла теперь, представляют набирающий силу класс купцов, утвердившийся на селе после освобождения крестьян. Купеческий образ жизни предстает в повести гротескной пародией на прежнюю помещичью жизнь. Эффект усилен тем, что рассказывается об этом в безыскусной прямой речи бывшего крепостного Уствольского, Алексея Иваныча:
Купец тут, Егор Иваныч Возжальников ‹…› живет в свое удовольствие… Озера у него не было – на ваше позавидовал и себе вырыл. Остров теперь среди озера. Каждый день туда ездит на кораблике, и шампанское с супругой пьют. Обстоятельный человек![735]
Социально-экономический взлет бывших крестьян вроде Возжальникова – лишь одна из перемен, произошедших в Козловке за годы отсутствия Уствольского. Железная дорога связала деревню с внешним миром, однако вместе с тем изменила ее социальную структуру. Крестьяне больше не возделывают землю, предпочитая предоставлять свои услуги извозчиков посетителям близлежащего монастыря, сходящим с поезда на станции Козловка[736]. С одной стороны, «цивилизация» облегчила крестьянам жизнь и избавила от материальной нужды, а с другой – внушила «недовольство», даже «отравила»: «Но недовольства уже много. Цивилизация манит к себе. Хотелось бы „торговлишкой“ заняться, либо так „чем-нибудь“ поприбыльнее. ‹…› [Ц]ивилизаци[я] ‹…› уж отравила их»[737].
Здесь Ясинский отсылает к тому направлению народнической литературы 1880‐х годов, которое обращалось к теме нравственного и социально-экономического разложения русского мужика. Особенно показательны в этом отношении очерки Г. И. Успенского, раскрывающие топос отрицательного влияния таких элементов модернизации, как железная дорога и деньги, которые ведут к распаду «естественной» связи мужика с почвой и к развращению его натуры, изначально нравственно чистой. Разрушительное вторжение этих элементов в замкнутый, гармоничный микрокосмос общины показано, в частности, в очерке «Злые новости», вошедшем в сборник «Из деревенского дневника» (1877–1880): насаждаемая цивилизация дает мужику свободу, которая вырывает его из «естественного» контекста общины и развращает морально. Истинная свобода русского крестьянина заключается, по мнению Успенского, в органической связи с почвой; утрата этой связи приводит к катастрофическим последствиям, которые, в частности, выразительно описаны в его очерках «Власть земли» (1882) и «Безвременье» (1885). Конфликт между старым и новым общественным строем, между коллективизмом и индивидуализмом, а также разложение крестьянской общины составляют основную тематику деревенской прозы Н. Н. Златовратского. Однако в противоположность Успенскому Златовратский отстаивает народнический идеал регенеративной силы, заключенной в крестьянской общине и в мужике как «совершенной личности» (термин Михайловского)
В одном из своих эссе Н. К. Михайловский касается некоторых особенностей прозы М. Е. Салтыкова-Щедрина. Основным отличием стиля Щедрина от манеры Ф. М. Достоевского является, по мнению критика, фабульная редукция и «дедраматизация».В произведениях Достоевского самоубийства, убийства и другие преступления, занимающие центральное место в нарративе, подробно описываются и снабжаются «целым арсеналом кричащих эффектов», а у Щедрина те же самые события теряют присущий им драматизм.В более поздних исследованиях, посвященных творчеству Щедрина, также часто подчеркивается характерная для его произведений фабульная редукция.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.
В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.
Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.