Вырождение. Литература и психиатрия в русской культуре конца XIX века - [116]

.

На первый взгляд может показаться, что проведение аналогии между естественным и искусственным отбором – носящее скорее риторический характер, чем логический, и выступающее ядром дарвиновской аргументации уже в «Происхождении видов»[1217] – говорит в пользу поставленного Грегом и Гальтоном протоевгенического диагноза, тем более что использование понятия «вырождение» (degeneration; примечательно, что в «Происхождении человека» оно употребляется лишь однажды) вызывает ассоциации с психиатрическим дискурсом эпохи. Однако в дальнейших параграфах – т. е. без подготовки, непосредственно, но вместе с тем в продолжение основной мысли главы 4 («Нравственное чувство»), – Дарвин называет поддержку, оказываемую слабым, инстинктивной моральной заповедью «цивилизованного человека», «случайным» образом (incidental, в соответствии с той важной ролью, которую Дарвин отводит случайности) сформировавшейся в процессе эволюции из первобытного инстинкта «участия» или «сочувствия» (sympathy):

Помощь, которую мы склонны оказывать слабым, представляется главным образом привходящим результатом инстинкта участия, приобретенного первоначально как составная часть общественных инстинктов и сделавшегося впоследствии описанным выше образом более нежным и широким. Отказывать в сочувствии, даже по голосу рассудка, нельзя без унижения благороднейших свойств нашей природы. Хирург может заглушать в себе сострадание во время операции, сознавая, что действует для пользы больного, но если бы мы намеренно оставляли без внимания слабых и беспомощных, то делали бы это лишь в виду могущего произойти отсюда добра в будущем, купленного ценой большого и верного зла в настоящем. Стало быть, мы должны переносить безропотно несомненно вредные последствия переживания и размножения слабых[1218].

С одной стороны, Дарвин определяет нравственное чувство и идею гуманности как эволюционный императив, ради которого следует «переносить» (bear) отрицательные последствия выживания слабых[1219]. С другой стороны, однако, несколькими абзацами ниже сказано, что «важное препятствие» (important obstacle) совершенствованию цивилизованных стран заключается в том обстоятельстве, что «бедные и беспечные» (poor and reckless), обыкновенно «зараженные пороками» (degraded by vice), рано вступают в брак и потому оставляют больше потомков, нежели «расчетливые и умеренные» (careful and frugal) – как правило, «добродетельные» (virtuous). По мнению ученого, подобное положение дел ведет к опасным последствиям: «‹…› беспечные, безнравственные и часто порочные члены общества размножаются быстрее, чем осмотрительные и вообще добродетельные члены его»[1220]. Здесь Дарвин вновь ссылается на Грега, перенимая его «протоевгеническую»[1221] аргументацию, неявным образом выражающую идеи расовой гигиены, и дословно цитирует пассаж, дискриминирующий ирландцев как этническую общность:

Или, по выражению м-ра Грега: «Беззаботные, ленивые, не предприимчивые, не стремящиеся ни к чему ирландцы размножаются, как кролики, тогда как воздержанные, осмотрительные, уважающие себя, честолюбивые шотландцы, которые строго нравственны, религиозны и обладают здоровым и дисциплинированным умом, проводят лучшие годы в борьбе и безбрачии, женятся поздно и оставляют после себя мало детей. ‹…› В вечной борьбе за существование численный перевес будет на стороне низшей и менее одаренной расы, и преобладание это будет обусловлено не добродетелями и хорошими качествами, а, напротив, недостатками»[1222].

Впрочем, Дарвин сразу же показывает относительность этих доводов, отмечая присущий цивилизации «самоочистительный потенциал», не позволяющий unfits одержать победу в борьбе за существование, в частности в силу того факта, что «невоздержанные» (intemperate) «подвержены огромной смертности» (suffer from a high rate of mortality)[1223]. При этом ученый опирается на уже сформулированный в той же главе тезис, что цивилизованные народы располагают механизмами регуляции для устранения моральных, социальных и психических отклонений[1224]. Однако посредством нового, типичного для аргументации всей главы поворота автор вместе с тем выражает опасение, что эти механизмы саморегуляции могут дать сбой:

Если разнообразные влияния, перечисленные в двух предыдущих параграфах, и, может быть, еще другие, неизвестные до сих пор, не в силах будут удержать численного перевеса беспечных, порочных и вообще худших членов общества над лучшим классом людей, то нация, очевидно, начнет регрессировать, как и случалось столько раз в истории мира. Мы должны помнить, что прогресс не представляет неизменного закона[1225].

В контексте эволюционной теории Дарвина, в основе которой лежит случайность, эти опасения относительно возможного регресса цивилизаций, вызванного господством «худших» (inferior), однако более приспособленных и, следовательно, быстрее размножающихся «членов общества», выглядят оправданными. По-видимому, эта тревожная мысль сопровождала Дарвина до конца жизни, заставляя сомневаться в действенности естественного отбора применительно к человеку; А. Р. Уоллес пишет: