Вырождение. Литература и психиатрия в русской культуре конца XIX века - [114]
.
Похожая ситуация наблюдается и в русской литературе того периода[1192], однако есть одно яркое исключение – повесть А. П. Чехова «Дуэль» (1891), в которой, как будет показано в дальнейшем, осуществляется необычная художественная инсценировка протоевгенического варианта рассматриваемого дискурса. Вырождение, борьба за существование и евгеника составляют здесь структурные элементы повествования, которые обнаруживают тесную интертекстуальную связь с «Происхождением человека» («The Descent of Man», 1871) Ч. Дарвина. Аргументация английского ученого со всеми присущими ей двойственными и парадоксальными моментами, рассматриваемыми ниже, но также и со всеми своими имагинативно-изобразительными возможностями инсценируется в «Дуэли» таким образом, что художественный мир повести предстает сложным палимпсестом, соединяющим в себе дарвинистскую основу с другими литературными контекстами.
«Читаю Дарвина. Какая роскошь! Я его ужасно люблю»[1193], – пишет Чехов в письме к В. В. Билибину в 1886 году. Эти слова свидетельствуют о рано проявившемся живом интересе к британскому биологу, который русский писатель сохранит на всю жизнь. Учение Дарвина о происхождении человека играло для Чехова важную роль уже в годы изучения медицины, не в последнюю очередь в характерном для того времени сочетании с теорией вырождения – главной составляющей невропатологии и психиатрии, которые Чехову преподавали А. Я. Кожевников и С. С. Корсаков[1194]. В студенческие годы писатель даже задумывался о диссертации на тему «История полового авторитета»[1195], собираясь рассмотреть в ней вопросы межполовых отношений в природе с точки зрения теории эволюции. Рабочая гипотеза заключалась в том, что природа склонна преодолевать неравенство, существующее между мужскими и женскими организмами[1196].
Как пишет Майкл Финк, в 1880‐х годах чеховские представления об эволюции испытывают все более сильное влияние идеи вырождения вообще и соответствующей психиатрической теории в частности, через призму которых писатель также рассматривает и интерпретирует собственную семейную наследственность[1197]. В 1890 году Чехов совершил путешествие на сахалинскую каторгу, к дальневосточным рубежам Российской империи. В книге «Остров Сахалин» (1893–1894), явившейся «социально-медицинским» отчетом об этой экспедиции, содержатся мысли о росте народонаселения, которые свидетельствуют о влиянии мальтузианских и дарвинистских взглядов на отношения между человеком и природой. Так, в высоком уровне рождаемости на Сахалине Чехов усматривает «‹…› средство, какое природа дает населению для борьбы с вредными, разрушительными влияниями и прежде всего с такими врагами естественного порядка, как малочисленность населения и недостаток женщин». Писатель отмечает, что в некоторых сахалинских семьях «‹…› вместе с психическим вырождением наблюдается также усиленная рождаемость», подчеркивая случайный характер непрекращающейся борьбы за существование и ее связь с психическим вырождением[1198].
Работа над книгой «Остров Сахалин» началась в 1891 году, непосредственно по возвращении Чехова из путешествия, и завершилась в 1894‐м. В те же годы написаны повести и рассказы, в наибольшей степени проникнутые идеями эволюции и вырождения. Наряду с «Дуэлью» (1891) к этой группе произведений принадлежат «Палата № 6» (1892), «Черный монах» (1893), «Три года» (1895) и «Ариадна» (1895)[1199]. Работу над «Дуэлью» Чехов закончил в августе 1891 года, отдыхая в имении Богимово. Его соседом был зоолог В. А. Вагнер, основоположник российской зоопсихологии[1200], с которым писатель вел оживленные споры о Дарвине, эволюции и вырождении. Младший брат Чехова Михаил, лето 1891 года тоже проведший в Богимове, вспоминает о долгих вечерних дебатах «‹…› на темы о модном тогда вырождении, о праве сильного, о подборе и так далее ‹…›», отмечая при этом, что Вагнер придерживался детерминистской точки зрения о необратимости вырождения, а брат подчеркивал важность «воли и воспитания» для преодоления дегенеративных патологий[1201]. Некритически восприняв утверждение Михаила Чехова, что «социал-дарвинистские» воззрения Вагнера легли в «основу философии»[1202] зоолога фон Корена в «Дуэли», часть исследователей интерпретировали повесть как дискредитацию или опровержение вульгарного социал-дарвинизма[1203]. Однако чеховское отношение к дарвинизму отнюдь не отличается однозначностью и не может быть сведено к вопросу детерминизма/индетерминизма. Так, эволюционистские рассуждения о «целесообразности» survival of the fittest в природе, высказанные писателем в 1892 году в письме к А. С. Суворину, носят детерминистско-телеологический характер:
В средней России у лошадей инфлуэнца. Дохнут. Если верить в целесообразность всего происходящего в природе, то, очевидно, природа напрягла силы, чтобы избавиться от худосочных и ненужных ей организмов. Голодовки, холера, инфлуэнца… Останутся одни только здоровые и крепкие. А не верить в целесообразность нельзя[1204].
Таким образом, вышеуказанную интерпретацию повести «Дуэль», основанную на отдельных внелитературных суждениях Чехова о дарвинизме, можно легко опровергнуть при помощи других его высказываний. «Дуэль» – это не просто художественный пересказ частного вечернего диспута о детерминизме и вырождении. Повесть не является ни тезисной иллюстрацией определенных идей, ни их опровержением – что, впрочем, вообще было бы нетипично для чеховского творчества. «Дуэль» скорее представляет собой многослойный текст с высокой долей цитат. Наряду с многочисленными отсылками к литературной традиции, в частности к творчеству Лермонтова, Пушкина, Тургенева, Лескова и Толстого
В одном из своих эссе Н. К. Михайловский касается некоторых особенностей прозы М. Е. Салтыкова-Щедрина. Основным отличием стиля Щедрина от манеры Ф. М. Достоевского является, по мнению критика, фабульная редукция и «дедраматизация».В произведениях Достоевского самоубийства, убийства и другие преступления, занимающие центральное место в нарративе, подробно описываются и снабжаются «целым арсеналом кричащих эффектов», а у Щедрина те же самые события теряют присущий им драматизм.В более поздних исследованиях, посвященных творчеству Щедрина, также часто подчеркивается характерная для его произведений фабульная редукция.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.
В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.
Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.