Введение в гражданскую войну - [20]
почти что и не находясь в мире, сделав отсутствие способом своего постоянного бытия, пытается принять своё блумство, бравируя: он закрывается в замкнутом кругу вещей, которые ещё трогают его, потому что схожи с ним по степени рассеивания – среди книг, текстов, фильмов и музыки. В том, что читает, он перестаёт видеть то, что могло бы относиться к его жизни, и в том, что проживает, видит, скорее, полотно отсылок к тому, что уже прочёл. Мир и само в нём присутствие вместе приобретают для него, насколько это позволяет Империя, характер чистой гипотезы. Реальность, опыт – для него лишь гнусные проявления авторитета. В деконструкции есть что-то воинственное, как война за отсутствие, агрессивный уход в закрытый, но бесконечно тасуемый мир значений. Фактически, у деконструкции, за всей её позёрской внешностью, есть чёткая политическая функция: выдавать за варварство всё, что насильственным образом противопоставит себя Империи, мистикой всё, что делает собственное присутствие силовым центром своего бунта, фашизмом всякое прожитое следствие мысли, всякое действие. Для таких профильных агентов превентивной контрреволюции важно просто продлевать подвешенное состояние[39] эпохи, за счёт которого они и живут. Как уже объяснил Гегель, непосредственность – самое абстрактное определение. И как верно поняли наши деконструкторы: будущее Гегеля это Империя.
58 Империя воспринимает гражданскую войну не как оскорбление её величества или вызов её всемогуществу, но как обычный риск. Этим объясняется её постоянная превентивная контрреволюция, которую Империя натравливает на всё, что может случайно вызвать дыры в непрерывной биополитической ткани. В отличие от современного Государства, Империя не отрицает существования гражданской войны, она ей руководит. Впрочем, иначе она бы лишилась некоторых весьма удобных методов направлять и сдерживать её. Там, куда сети Империи пока ещё не могут дотянуться в полной мере, она может вступать во временный союз с местной мафией, даже с каким-нибудь партизанским отрядом, если те смогут гарантировать ей поддержание порядка на закреплённой за ними территории. Ничто так не чуждо Империи, как вопрос, кто что контролирует, – главное, чтобы был контроль. Откуда следует, что не реагировать в этом случае тоже реакция.
примечание α: Забавно наблюдать, на какие ужимки вынуждает Империя идти тех, кто в своих выступлениях пытается противопоставить себя ей, но не желает принимать гражданскую войну. Эти добрые души, не способные понять, что операция в Косово велась не против сербов, но против самой гражданской войны, которая распространялась на Балканах в слишком уж видимых формах, из-за своей мании иметь определённую позицию вынуждены стоять горой или за НАТО, или за Милошевича.
примечание β: Вскоре после событий в Генуе и сцен репрессии в чилийском духе один итальянский высокопоставленный полицейский чин потрясает читателей газеты “La Repubblica” трогательным откровением: «Что ж, скажу вам кое-что, что мне трудно сказать и что я ещё никому не говорил. […] Полиция нужна не для того, чтобы наводить порядок, а чтобы управлять беспорядком».
59 Кибернетическая редукция идеальным образом делает из Блума прозрачный ретранслятор общественной информации. Империя же только рада представлять себя сетью, где каждый – отдельный узел. Тогда как норма образует в каждом из этих узлов элемент общественной проводимости. И ещё до информации по ним циркулирует биополитическая каузальность, с большим или меньшим сопротивлением – смотря по степени нормальности. Каждый узел – страну, тело, завод, политическую партию – признают ответственным за собственное сопротивление. И всё ничего до момента полной непроводимости или искажения потоков. Тогда узел, в котором это случилось, объявляется виновным, преступным, бесчеловечным и становится объектом имперского вмешательства.
примечание α: Однако поскольку никто не обезличен настолько, чтобы идеально проводить общественные потоки, каждый – ив этом само условие его выживания – всегда-уже[40] виновен с точки зрения нормы; нормы, которая будет установлена лишь постфактум, после вмешательства Империи. Мы называем такое состояние виной по умолчанию. Таково моральное положение граждан при Империи, и по этой же причине нет гражданина, – есть лишь доказательства гражданственности.
примечание β: Сеть, такая неформальная, пластичная, по-оппортунистски незавершённая, служит моделью ослабленной солидарности, опасливых связей, из которых и соткано имперское «общество».
примечание γ: То, что в итоге демонстрирует общепланетарный круговорот ответственности, когда постав[41] мира доходит уже до поисков виновных в ущербе от «природных катастроф», так это полную изначальную искусственность любой каузальности.
примечание δ: Империя имеет привычку проводить, как она говорит, «кампании по привлечению внимания общественности». Что выражается в намеренном повышении чувствительности общественных датчиков к тому или иному явлению, то есть в создании этого явления именно как феномена в конструировании матрицы причинно-следственных связей, которые позволят его материализовать.
Обратите внимание: концепт Девушки, безусловно, не является тендерным концептом. Клубный тусовщик соответствует ему не менее, чем загримированная под порнозвезду провинциалка... Девушка — это лишь модель гражданина, созданная рыночным обществом после Первой мировой войны в ответ на угрозу революции... Девушка — кульминационная точка антропоморфизации Капитала... Девушка — это современный образ власти.
Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.
Серия «Новые идеи в философии» под редакцией Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова впервые вышла в Санкт-Петербурге в издательстве «Образование» ровно сто лет назад – в 1912—1914 гг. За три неполных года свет увидело семнадцать сборников. Среди авторов статей такие известные русские и иностранные ученые как А. Бергсон, Ф. Брентано, В. Вундт, Э. Гартман, У. Джемс, В. Дильтей и др. До настоящего времени сборники являются большой библиографической редкостью и представляют собой огромную познавательную и историческую ценность прежде всего в силу своего содержания.
Атеизм стал знаменательным явлением социальной жизни. Его высшая форма — марксистский атеизм — огромное достижение социалистической цивилизации. Современные богословы и буржуазные идеологи пытаются представить атеизм случайным явлением, лишенным исторических корней. В предлагаемой книге дана глубокая и аргументированная критика подобных измышлений, показана история свободомыслия и атеизма, их связь с мировой культурой.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.