Второй Шанс - [109]

От нечего делать я решил написать Сверчку. Я подозревал, что он время от времени просматривает мой компьютер — из чистого любопытства, а то и по приказу начальства. Прямо на рабочем столе я оставил текстовый документ, назвав его незамысловато — «Обращение к Сверчку». Внутри я просил его рассказать хотя бы последние тюремные новости — как дела у него самого, у Антона, у Стаса. Я верил, что наш компьютерный бог найдет способ ответить мне, если захочет, конечно.

Заключение превратилось в однообразную, бесконечную череду часов, прерываемых только сном. Я с трудом смог бы сказать, какой сегодня день недели. Вспомнился рассказ одного знакомого, Влада, работавшего торговым представителем. Он, как и многие собратья по профессии, работал семь дней в неделю и буквально за месяц разучился отличать будни от выходных. Календарь стал для него очень абстрактным понятием, поскольку он знал, что следующий день будет более или менее похож на предыдущий — работа, работа и еще раз работа. Встречи с одними и теми же людьми, посещение одних и тех же торговых точек, заполнение документов до поздней ночи, в которых мало что менялось кроме даты. Достаточно быстро он лишился широты взглядов, позабыл прежние увлечения и все свое внимание вынужден был посвящать одной лишь работе. Мы познакомились, когда он уже сменил профессию, но сам Влад еще долго и с недоумением пытался понять, куда же пропало полтора года его жизни.

Однажды на одном из сайтов я наткнулся на рекламный баннер, гласивший: «Сенсационное интервью с родителями Виктора Иванчука!». Пройти мимо такой вывески я не мог. Немедленно захотелось разузнать, кто же не дает покоя моим родным. Меренков в свое время советовал им не общаться с прессой без его присутствия. Однако сейчас, когда наше с ним сотрудничество фактически подошло к концу, может быть, адвокат не тратит больше время на помощь и подсказки моим родителям.

Я взялся за интервью и понял, что оно очень древнее — его записали задолго до шоу. Впрочем, следовало признать, что с тех пор мало что изменилось лично для меня. Я выиграл более полугода жизни, но в итоге усилия этих семи, если не больше, месяцев пошли прахом. Так же как и тогда, я ждал исполнения приговора, поэтому все слова моих родителей звучали столь же актуально, как если бы их беседа с журналистом состоялась буквально вчера. Ко мне тогда пробиться было невероятно трудно, так что хитрые акулы пера нашли хоть такую возможность нагреться немного на моем имени. Странно, почему же эту запись не опубликовали сразу?

Самое интересное было оставлено на потом — когда я попытался закрыть этот сайт, на экране высветилось оповещение о том, что вторая часть интервью будет доступна на этом сайте на следующий день после казни. Я раздраженно выключил компьютер — эта фраза была уж очень похожа на ту, которую произнес в свое время Тарасов. К сожалению, мне вряд ли представится шанс испортить жизнь этим коршунам так, как удалось ее испортить Коле.

Следующий день начался отвратительно, поскольку мне отключили интернет. Хорошо хоть компьютер продолжал работать. До заключения это происшествие не стало бы для меня трагедией. Теперь же чуть ли не весь мой мир сжался до размеров монитора, стоящего на столе. Развлечься мне и так было чем — несколько книг и фильмов, хранящихся на самом компьютере, позволяли долго не заглядывать в глобальную сеть. Однако меня насторожила сама эта тенденция — в голову сразу полезли воспоминания о смертниках прошлых лет, которых изолировали от остального мира тем сильнее, чем ближе был день казни. Вскоре ко мне зашел охранник и принес меню, чтобы я выбрал, что же мне хочется на завтрак. Я обратился с вопросом об интернете к нему.

— Ничего по этому вопросу не могу сказать, — ответил он. — Я передам твой вопрос начальству. Еду принесу через несколько минут.

До конца дня я так и не получил вразумительного ответа. Прошел обед, прогулка и ужин, а интернета так и не было. Теперь я окончательно убедился в своих подозрениях. Нельзя сказать, что меня затопил беспросветный ужас или паника — я давно знал, что меня хотят казнить. А после того, как адвокат сообщил, что приговор остается в силе, я окончательно поверил, что надеяться больше не на что.

Я впал в тоску и то слонялся по камере, то лежал на кровати и никак не мог заставить себя заняться чем-то продуктивным. Мне было скучно ничего не делать, но стимул хоть для какой-нибудь деятельности пропал. Недочитанными оставались книги, без дела стояли тренажеры, а я сидел и скучал. День закончился и я с облегчением лег спать. Удивительно было то, что уснул я почти сразу и спал спокойно, прямо как в тот день, когда Меренков согласился меня защищать.

Утром я с затаенной надеждой на чудо включил компьютер, но ожиданиям моим не суждено было оправдаться — интернета не было. Я опять развалился на кровати и лежал, пялясь в потолок, ожидая завтрака. Когда охранник пришел, меня подмывало спросить его о дате казни, но я все же удержался — если бы от меня эту информацию не скрывали, то и интернет могли бы не отключать. Я перестал выбирать еду по вкусу — называл первое, что попадалось на глаза из списка меню. Ел также без аппетита, к вечеру уже с трудом мог вспомнить, что же у меня было на завтрак. Больше не возникало желания даже читать. Я жил воспоминаниями, причем старался возродить в памяти не события последнего времени, а те, которые уже стали забываться, погребенные под слоем прожитых лет.