— Сядем на горное озеро Аян, — произнес я вялым голосом, — там такая природа! Застывшие водопады и все такое.
— Там костей не соберешь, — буркнул радист.
— А сколько надо горючки, чтоб дотянуть до Алькуэмы? — спросил Войтин у штурмана.
— Около двухсот килограммов.
— Твои пятьсот пятьдесят, которые ты высчитал по науке, вышли, — сказал Войтин. Радист побледнел, второй пилот бессмысленно заулыбался, — теперь переходим на мой бензин. — И переключил кран на дополнительный бак.
— Как это на твой? — не понял штурман.
— А я плеснул еще двести кило. Так, на всякий пожарный случай.
И тут все расслабились. Радист даже рукой замахал над головой.
— Ну-ка уточни погоду, — сказал я ему, — и руками не маши — не иностранный футболист.
— Слушаюсь!
Он связался с Алькуэмой, записал погодные данные на листок и передал мне.
— Между прочим, — сказал Войтин, взглядывая на листок, — туда сейчас слетятся тысячи самолетов. Ведь кругом все закрыто наглухо. Это очень плохо.
Когда мы прибыли в Алькуэму и зарулили на аэродромную стоянку, Войтин выглянул в форточку и сказал штурману:
— Беги со всех ног в гостиницу и займи небольшую, обязательно небольшую комнату. И чтоб окна были на север. А потом не спеша топай в столовую и закажи на всех ужин. Будем через сорок минут.
— Раньше будем, — сказал радист.
— Раньше не будем.
— Почему на север окнами? — спросил штурман.
— Чтоб лучше выспаться. А ты, — Войтин задержал радиста, который собирался удрать, — иди, иди, — махнул он штурману: тот, наверное, думал, почему это лучше выспишься, если окнами на север. — Скорее иди. Опоздаешь. А ты, — он взял радиста за рукав и загородил второму пилоту выход из кабины, — и ты возьмите в заднем отсеке чехлы и зачехлите моторы. И пошустрее, а то…
— Что «а то»? — надулся радист.
— А то пасть порву, — беззлобно пообещал Войтин. Потом поглядел в окно на удаляющегося штурмана и удовлетворенно кивнул.
— А разве у нас есть на борту чехлы? Ведь их возить не положено. Лишний груз, — заныл радист, — это нарушение.
— Это ничего, что нарушение. Если б мы действовали как положено, то сидели бы сейчас на Аяне и давали сигнал SOS.
— Зимние чехлы?
— Зимние. Успокойся.
Радист вконец расстроился. Зимние чехлы ватные. Тяжелые и грязные. Зачехляя моторы, можно не только вымазаться по уши, но и свалиться с плоскости.
— Радисту не положено поднимать тяжести — рука будет дрожать. Радисту положено беречь руки, как музыканту.
Но Войтин вытолкал его из кабины и похлопал по плечу второго пилота, который также не проявлял никакого энтузиазма при мысли о чехлах.
— А мы пойдем на автобазу, — сказал Войтин, поворачиваясь ко мне, — за бензином. Иначе ничего не выйдет.
— Может, один сходишь?
— Надо вдвоем.
— Может, утром заправимся?
— Нет, надо сейчас. А то… плохо будет… нам…
И мы пошли к автобазе, где стояли автозаправщики, тепловые машины, дующие горячим воздухом, водовозки и тягачи. А на посадку все заходили и заходили новые самолеты.
— Все сюда идут, — сказал Войтин, — вон авиатехники не успевают расставлять еропланы, не то что чехлить моторы.
Мы зашли на автобазу. Шоферы играли в домино. Стол был покрыт металлической плитой, заполированной до блеска.
— Здравствуйте, дорогие товарищи! — сказал Войтин и сделал приветствие рукой.
На него даже не глянули.
— Надо бы заправиться, товарищи, — продолжал он.
Легко представить, как его вид действовал на нервы игрокам.
— Завтра и заправишься, — буркнул толстый шофер и ударил костяшкой по столу, — не пожар, дорогой товарищ, — добавил он назидательным тоном, — «рыба». Подсчитаем очки. Так-то!
Войтин сразу сообразил, что толстяк с топливозаправщика.
— Надо сейчас. Поедем, старина. Проветришься. Свежим воздухом подышишь. А за тебя мой командир сыграет. Домино — его любимая игра. Он все свободное время забивает козла. И даже премию получил — баян.
Шофер сердито поглядел на меня и что-то проворчал себе под нос: наверное, думал, как бы половчее от нас избавиться.
— Он отличественно играет. — Войтин подмигнул шоферу и показал ему большой палец.
Надо сказать, что я терпеть не могу домино. Один вид играющих действует мне на нервы.
А шофер все о чем-то размышлял, поглядывая исподлобья то на Войтина, то на меня.
— Да я тебя, мой родной и любимый, на руках донесу, — сказал Войтин и вдруг поднял толстяка вместе с креслом и понес на выход.
— Да пусти ты, медведь хренов! — рассердился шофер, чувствуя, что с Войтиным, однако, не повоюешь. — Сам пойду. А ты, — он поглядел на меня и погрозил пальцем, — хорошо играй. Смотри не подведи.
— Не подведу, — заверил я его, — беру обязательство. Повышенное.
Когда Войтин и шофер вышли, я сел за стол и прислушался. Вот хлопнула дверца машины, запустился мотор, шофер дал газ.
— Чего сидишь? — спросили меня.
— А я вообще-то ни разу не играл в эту умственную игру, — сказал я.
— Эх ты! А еще командир. Гнать таких командиров, — сказал один шофер, — к позорному столбу таких командиров.
Он плюнул и попал себе на сапог.
Когда я подошел к самолету, Войтин заканчивал заправку и насвистывал «Когда я на почте служил ямщиком», но у него выходило «Едут новоселы по земле целинной».
Все аэродромные стоянки были забиты самолетами.
