— Скверная была шутка, Жолт…
— Но ты же сам чуть не загнулся от смеха.
— Я иначе не мог. Удержаться не мог. Но ты-то как мог… зачем ты похоронил своего отца?
— Кого? Твоего отца.
— И твоего, Йожо.
— Это тоже подлость. Я-то тебе не брат.
— Ты просто дурак, Дани! Никто ведь не умер. Умер тот, кого и на свете нет!
— Придумал бы что-нибудь другое.
Они замолчали. Дани смотрел на Дунай, кативший зеленые, мшистого цвета воды. В вагон ворвалось вдруг дыхание воды: запах дождя, горького болиголова, сладковатый запах болот, волны теплых испарений и холодных брызг. По реке, задрав нос, мчалась моторная лодка, на корме ее, как изваяние, застыл человек.
— Ты бы мог там стоять? — вдруг спросил Дани.
— Мог бы.
— А я нет. У меня наверняка закружилась бы голова.
— В этом твоя беда.
— В чем?
— Ты вечно боишься, что закружится голова. Ты только об этом и думаешь, больше в башку тебе ничего не приходит.
Простояв несколько минут, поезд медленно пополз дальше. Путевые рабочие хмуро смотрели на пассажиров.
Из-за поворота, окруженная рощей, появилась станция Зебегень. Они приехали.
Жолт ринулся в прежнее купе, сдернул сверху туго набитый рюкзак и схватил с сиденья свою легкую сумку. Старичок, клюя носом, дремал.
— Скорей, Жолт! А то мы останемся! — крикнул Дани.
Они спрыгнули уже на ходу.
Дани еще впрягался в свой страшный рюкзак, а Жолт, беззаботно размахивая сумкой, уже двинулся к лестнице виадука. Его горло и грудь были словно в хмелю — так переполнила его жажда странствий. Друзья быстро миновали белые уютные домики, пестревшие цветами и зеленью улицы и вышли на дорогу, которая вилась параллельно Ме?льничьему ручью.
— Жолт, — сказал Дани, — да будет тебе известно, что ручей журчит где-то здесь.
— Не беда, — сказал Жолт, — он мне не мешает.
— Можешь включить это в свое сочинение.
— Что ручей журчит? — спросил Жолт с отвращением. — За кого ты меня принимаешь? Вот указатель.
— А вот прихотливо извивающаяся долина Мельничьего ручья, — торжественно процитировал Дани.
— Что такое? Это ты объясняешь мне? Как извивается долина? — спрашивал Жолт, глядя с некоторым смущением на четыре ореховые веснушки Дани, они светились довольно весело.
— Я хочу знать, видишь ли ты то, на что смотришь, — сказал Дани, и очки на носу у него подпрыгнули.
Жолт размышлял, где тут кроется западня, потому что Дани всегда обставлял его по дотошности.
— Не долина извивается, старик, а ручей, — сказал Жолт не очень уверенно.
— Ты, старик, глубоко заблуждаешься. Я ведь спрашиваю тебя о другом. Кто кого сотворил: ручей долину или долина ручей, вот в чем вопрос.
— Ты победил, — признал честно Жолт, но настроение его слегка понизилось.
— И это еще не все! — засмеялся Дани. — Ты понятия не имеешь, по каким местам сейчас шествуешь, где помахиваешь своей мерзостной допотопной сумкой.
— Где? По долине Мельничьего ручья. Вот по каким местам я шествую. Не станешь же ты это отрицать?
— Привязался ты к этой долине! А где свежие зеленые побеги?
— Сразу видно, что толстый рюкзак придавил твои свежие зеленые мозги. Откуда быть свежей зелени осенью?
— Здесь, старик, море свежих зеленых побегов, которые тебе не видны, потому что ты тупо плетешься, как вол по проселочной дороге.
Тут Жолт неожиданно взял реванш.
— Послушай, Да?ниэль. Как только ты выучишься читать по слогам, ты уже знаешь, что следует видеть. Ясно? Стоит, скажем, поднять тебе вверх глаза, и над тобой сразу же начинает синеть небесный купол и сиять вон тот желтый шарик, который, конечно, не что иное, как наше старое доброе теплое солнышко.
— Ты растешь, развиваешься, — сказал Дани, — и постепенно начинаешь замечать, что долина, например, не прямая, а извилистая.
— Для того чтобы это заметить, надо раскрыть любой дурацкий путеводитель, — торжествующе объявил Жолт, — где все чудеса расписаны как по нотам.
— Хочешь, я открою тебе страшную тайну? Эта книжица написана для слепых.
— И кретинов. Пусть кретины тоже читают!
— Жолт, ты не только слеп, но ты еще глух, как пень! Просто тебе повезло. Потому что путеводитель написан и для глухих. Мы бредем с тобой по долине, и если ты еще до конца не оглох, то чуть позже наслушаешься всяких чудес.
— Сгораю от любопытства.
— Каких, например?
— Например, что ветви все время колышутся.
— Не может быть!!
— Может. В этом нет никаких сомнений.
— Значит, ветви все время колышутся. От ветра, наверно?
— Ты зверски, непростительно заблуждаешься, старик. Все намного-намного проще. В пути нас сопровождает несметное множество пернатых певцов.
— Еще что! Вранье!
— Не вранье, а святая правда. Показать тебе книжицу? Я тут все подчеркнул…
— По физиономии твоей видно, что пора тебе отдохнуть. Пусть бы твоя мама купила тебе мула, тогда не пришлось бы тебе обливаться потом…
— Тс-с! Я что-то слышу!
*
Они вышли к лужайке. Дорога здесь от ручья удалялась и вилась позади нависших над водой ив. Они шли по склону холма. Дани тяжело дышал. Лицо его было пунцовым, в грязных потных разводах, как будто он искупался в болоте.
Саженными шагами Жолт неумолимо шагал вперед.
— Я слышу голоса, — сказал Дани.
— Я тоже, — насмешливо отозвался Жолт.
— Кто бы это мог быть? — спросил Дани.
