Второе падение Монсегюра - [23]

.

В общем, картина получается довольно неприглядная. Несколько смягчает ее Б. Данэм, который следующим образом трактует основной постулат религии катаров: пусть станут праведными те, кто может, а остальные – настолько приблизятся к праведности, насколько им позволит их темперамент.  По мнению Б. Данэма, «не было в человеческих делах более разумного принципа, чем этот. Перед нами тот идеал, который, надо надеяться, мы увидим в действии при каком-то отдаленном и прекрасном социальном строе»[293]. Б. Данэм воздает должное «моральному подвигу» катаров, которые «рассматривали религию, главным образом, и даже почти исключительно, как форму личной этики», и отмечает их высокую моральную стойкость[294]. А Г.-Ч. Ли писал о катарах: «Никакое другое вероучение не может дать нам такого длинного списка людей, которые предпочитали бы ужасную смерть на костре вероотступничеству. Если бы было верно, что из крови мучеников родятся семена Церкви, то манихейство было бы в настоящее время господствующей религией Европы»[295].

Мы уже знаем, как объяснял Г.-Ч. Ли, почему этого не случилось. Но время манихейства просто еще не пришло.

Современный Запад, включая Россию, заканчивает сейчас третью фазу своего двухтысячелетнего цикла (длительность каждой фазы – 500 лет)[296]. В предыдущем цикле, греко-римском, окончание этой фазы ознаменовалось явлением в мир христианства.

Важно осознать, что христианство представляло собой реликт еще более раннего, шумеро-вавилонского цикла (3500—1500 гг. до н. э.). В каждом цикле активно действуют пять основных субъектов истории. В нашем это Франция, Германия, Британская империя, США и Россия (СССР), в предыдущем соответственно Афины, Спарта, Македония, Рим и Персия (Парфия), в шумеро-вавилонском – Лагаш, Умма, Аккад, Вавилон и Элам.

На смену семитскому циклу пришел арийский, но его настигло отмщение предшественника. Когда арийский цикл вступил в последнюю фазу своего существования, в нем установилось господство семитской идеологии.

Идеология эта готовилась в недрах еврейства, которое появилось на исторической арене уже после окончания шумеро-вавилонского цикла. Израильское царство Давида и Соломона, находка «Книги закона» в 622 г. – все это происходило уже. на втором этапе греко-римского цикла.

Вторая фаза нашего цикла – это 1000—1500 гг. Именно в этот период расцвела и затем исчезла катарская ересь. Она соответствует еврейской религии не только по фазе, но и по ареалу распространения на периферии предыдущего цикла.

Ее идейные истоки восходят к предыдущему циклу, к Мани и через него к зороастризму и буддизму, однако катаризм не был механическим воспроизведением манихейства, как еврейская религия VII века до н. э. не была механическим повторением шумеро-вавилонской религии. Христианство, порвав с породившей его еврейской почвой, сохранило сознание своей исторической преемственности. В новом тысячелетии западный мир ожидает пришествие новой религии. Это также будет религия реванша предыдущего, на этот раз арийского цикла, не воспроизводящая механически какую-либо из уже известных нам религий, но осознающая свою историческую преемственность.

Пытаясь предотвратить неизбежное и беснуются силы прошлого, и лезет из кожи вон г-жа А. Бренон, пытаясь доказать, что нет никакой непрерывной цепи дуализма, от Заратустры и Мани до богомилов и катаров[297]. Цепь эта не непрерывная, она то появляется, то исчезает, как вади в пустыне, но тем не менее ведет к определенной цели.

Центр катарских исследований в Каркассонне занимается не изучением истории катаров, а всего лишь стремится отсрочить исторический крах христианства, лишив грядущую в мир новую религию памяти об ее предшественниках. Ключевую роль при этом играет имя Мани.

Ю. Эвола, который видел в катаризме «очень подозрительную смесь первоначального христианства, манихейства и искаженного буддизма», полагал, что катары заимствовали из манихейства и буддизма символ «мани», светящегося камня, который освещает мир и заставляет забыть обо всех земных желаниях[298]. Но если это и символ, то всего лишь света истины.

Есть разные этимологии имени Мани, в частности, возводящие его и к слову из молитвы, тысячекратно повторяемой буддистами[299]: «Ом, мани падме хум». «Мани» в этой молитве – драгоценный камень. По этой линии шел в своих исследованиях Отто Ран, пытаясь разгадать название катарского праздника Св. Духа «манисола». О. Ран сделал вывод, что слово «мани» для катаров было синонимом Св. Духа, причем возвращенного в первоначальный женский род: символом его, а не земной женщиной катары считали Богородицу[300]. Может быть, сегодня для кого-то это имя будет ассоциироваться с воплями эстрадного ансамбля: «Мани, мани, мани!», но свет истины ярче блеска золота.

Свет этот был пронесен от Ирана до Франции и продолжает незримо гореть на стенах Монсегюра, который снова осаждают дьявольские силы. И снова пришло время унести оттуда этот свет, чтобы он не погас.

А.ИВАНОВ. 1998.

новое

96 М. Бойс. Цит. соч., стр. 137-138.

97 La religion des cathares. Uppsala. 1949. p. 126.

98 H. Ch. Puech, op. cit. p. 74, 84.