Всего несколько лет назад излюбленными мишенями для нападок разного рода демократов и либералов были Сталин как личность и сталинизм как явление. Второй после хрущевского приступ антисталинизма был еще более яростным, еще более злобным. Казалось, время не лечит раны, а наоборот, растравляет их. На самом деле занималось этим, конечно, не время: просто опытные манипуляторы общественным мнением искусственно заводили как себя, так и других. Наиболее прогнившая часть партийного руководства во главе с Горбачевым прекрасно понимала, к чему идет дело, и сознательно стремилась к тому финишу, который стал закономерным результатом проводившейся линии, ну а те из партийных лидеров, что поглупей, все еще наивно верили что можно будет ограничиться “критикой культа” и продолжать как ни в чем не бывало строить здание. Выглядело все это довольно курьезно: предполагалось, что из уже возведенного пятиэтажного дома можно без особого ущерба для него вынуть третий и четвертый этажи, а потом надстроить шестой, седьмой и т.д., и все это сооружение будет висеть в воздухе, как гроб пророка Мохаммеда, и не рухнет. Вполне естественно, что постройка рухнула – ничего иного и быть не могло.
Ветхий заборчик с надписью “возврат к ленинским нормам” быстро смело разбушевавшимся потоком. Ленина растоптали с таким же веселым гиканьем и свистом, как и Сталина, и помчались дальше… в обратном направлении. На чем же теперь успокоится сердце Родины моей, сошедшей с ума, по беспощадному диагнозу И.Талькова? Раньше пели “в коммуне остановка”, а где остановим свой нынешний бег? В демократической республике, конституционной монархии или добежим до самодержавия? Рушатся, рушатся один за другим этажи отечественной истории. Семьдесят лет долой! Восемьдесят лет долой! Кто больше? И, выбросив столько этажей, над ними опять пытаются возвести очередной дворец на воздушной подушке. Понятно, какая судьба постигнет и эту стройку.
Ницше говорил, что ни одна ступень не прощает когда через нее перепрыгивают. Историю можно и нужно переосмысливать, но ее нельзя перечеркивать.
И возникает необходимость вернуться к той исходной точке, с которой начался процесс вторичного разрушения новых устоев страны, едва поднявшейся после первичного разрушения в 1917 году, то есть к пресловутому 1937 году, который настолько прочно ассоциировался в нашем сознании с. чем-то предельно ужасным, что нет-нет, да и проскользнет то в обиходной речи, то в какой-нибудь статье или в выступлении: “Это опять будет 1937 год!” А что, спрашивается, 1937 год?
А.Солженицын все расставил по своим местам в самом начале “Архипелага ГУЛАГ”: “Когда… бранят произвол культа, то упираются все снова и снова в настрявшие 37-й-38-й годы. И так это начинает запоминаться, как будто ни ДО не сажали, ни ПОСЛЕ, а только вот в 37-ом-38-м”.
Между тем, “поток” 37-го-38-го ни единственным не был, ни даже главным”. “ДО него был поток 29-го- З0го годов, с добрую Обь, протолкнувший в тундру и тайгу миллиончиков пятнадцать мужиков (а как бы и не поболе). Но мужики – народ бессловесный, бесписьменный, ни жалоб не написали, ни мемуаров”. “И ПОСЛЕ был поток 44-го-46-го годов, с добрый Енисей: гнали… целые нации и еще миллионы и миллионы – побывавших в плену… Но и в этом потоке народ был больше простой и мемуаров не написал”.
“А поток 37-го года прихватил и понес на Архипелаг также и людей с положением, людей с партийным прошлым, людей с образованием… и сколькие с пером! – и все теперь вместе пишут, говорят, вспоминают: тридцать седьмой! Волга народного горя!”
Это прозвучит парадоксом, но можно сказать, что 1937 год начался в 1934, когда в нехороший, если верить числовой символике, день 26 января в Москве открылся ХVII съезд ВКП(б). Официальная партийная история гордо окрестила его “съездом победителей”, хотя ему больше подошло бы другое название – “съезд будущих жертву”, а его участники вполне могли бы носить значки с буквами БЖ, как это делали персонажи пьесы Сартра “Некрасов” (в русском переводе – “Только правда”). В самом деле: из 139 избранных этим съездом членов и кандидатов в члены ЦК 98 не дожили до следующего съезда, состоявшегося через пять лет, а из 1966 делегатов съезда жертвой пали в борьбе роковой за этот же период 1108.
Что же, собственно, случилось? Что произошло?
Одни видят в событиях тех лет только бессмысленную кровавую бойню, суть которой совершенно иррациональна и сводится разве что к завету Шигалева; “Нужна и судорога.., раз в тридцать лет… все вдруг начинают поедать друг друга, до известной черты, единственно, чтобы не было скучно”. Такое объяснение и страшно, и удобно, поскольку избавляет от необходимости осмысливать что-то самому и позволяет ограничиться эффектной цитатой из Достоевского.
Другие сводят все дело к борьбе Сталина за установление режима неограниченной личной власти, ради достижения которой он и осуществил разгром партии и, прежде всего, ее руководящего аппарата, точно так же, как 30 лет спустя это проделал его достойный ученик и продолжатель Мао Цзедун. В этом объяснении есть доля истины, но не более, чем доля, и отнюдь не преобладающая. Остается неясным, почему верх одержала именно эта сторона, а не другая.
