«Второе издание капитализма» в России - [6]
Единственное сходство, которое легко обнаруживается между этими двумя приватизациями, – это то, что в постсоветской России так же, как и в царской, государство получило от приватизации гораздо меньше средств, чем ожидало. Так, от приватизации промышленных предприятий в 1993–1999 годы в государственный бюджет поступило лишь 17,2 % той суммы, которую планировалось выручить![22] Это при том, что продавались эти предприятия по смехотворной цене, обычно по остаточной стоимости в ценах советского периода, «забыв» про галопирующую инфляцию. Один из участников этой грандиозной аферы, имевший некогда отношение к ВЦСПС, помню, в частной беседе рассказывал, что стоимость предприятий зачастую выводилась таким вот «научным» методом: брался размер фонда заработной платы за три месяца – и округлялся (необязательно в сторону увеличения!).
В-пятых, абсурдно ссылаться на зависимость царской капиталистической России и современной от иностранного капитала. Безусловно, всякая страна капиталистической периферии неизбежно оказывается зависимой от капитала центра – на то она и зависимая. Но в данном случае мы можем констатировать принципиальную разницу. В XIX – начале XX века не было таких инструментов неолиберального глобального диктата, как МВФ и Всемирный банк, которые в обмен на кредиты навязывали бы странам экономическую и политическую линию. Царская Россия могла зависеть от германского или французского капитала, что, разумеется, влияло на ее поведение на внешней арене, но это по сравнению с диктатом МВФ – детские шалости.
Кроме того, при «первом издании капитализма» в России наблюдался переход от ввоза товаров к ввозу капиталов (причем политика протекционизма, символом которой стал министр финансов И.А. Вышнеградский, прямо побуждала иностранный капитал к участию в первую очередь российских компаниях, в результате чего иностранный капитал, вложенный в российские промышленные предприятия, неизменно – и часто солидно – превышал капитал собственно иностранных предприятий в России[23]). Можно, конечно, вслед за М.Н. Покровским указывать, что этот протекционизм бил по карману рядового российского потребителя, но было бы странным ожидать иного от классовой власти в классовом государстве.
Сегодня же мы наблюдаем одновременно и ввоз товаров, и ввоз капиталов. Причем несмотря на громкие крики правительственных чиновников о «продовольственной безопасности» и т.п. к реальным протекционистским мерам правящий режим не прибегает, заменяя их разовыми пропагандистскими акциями политического характера (борьба с грузинским вином и боржоми, польским мясом, «ножками Буша» – не вообще, а конкретных предприятий – и всё это временно!), поскольку такие меры идут вразрез с догмами неолиберализма. Единственный пример впечатляющего удара по ввозу товаров (и, следовательно, стимулирования внутреннего производства) – «дефолт» 1998 года. Но заслуги правительства (и режима вообще) в этом не было никакой: стимулирование внутреннего производства произошло само собой, по общим законам капиталистической экономики – вслед за катастрофическим падением покупательной способности населения и обесцениванием рубля. То есть правительство еще и продемонстрировало некомпетентность.
Напротив, единственной сферой, где в постсоветской России действительно долго наблюдался протекционизм, была банковская: новоявленные банкиры боялись, что а) западные «гиганты» сожрут их, даже не заметив этого, и б) вскроется криминальный характер банковского бизнеса в России (во всяком случае, уголовных авторитетов западные банки в правлениях точно не потерпят).
То есть при «втором издании капитализма» в России если с чем и боролись, так это со свободным ввозом капитала. Зато из России вывозили капитал – легально и нелегально. И никто не знает, сколько вывезли (оценки колеблются от 800 млрд до 1,2 трлн долларов)[24].
Да, конечно, можно сказать, что если бы Вышнеградский не «продал Россию западному капиталу», то хозяйственная система царизма дошла бы до краха. Но «второе издание капитализма» в России началось с такого краха. Согласитесь, это уже совсем другой коленкор.
Наконец, при дореволюционном капитализме иностранный капитал почти полностью шел в наиболее передовые, прогрессивные секторы экономики – в банковское дело, металлообработку, нефтедобычу и химическую промышленность, автомобилестроение и т.п., приносил в Россию новые технологии и новые производства, выступал как развивающая сила. Сегодня иностранный капитал стремится в сырьевые секторы, в пищевую промышленность, в производство косметики и средств гигиены, а если приносит что-то свое, то «отверточные производства». То есть выступает как типичный представитель «первого мира» в мире «третьем», консервируя в стране капиталистической периферии технологическую отсталость и даже прямо разрушая высокотехнологичные производства с целью ликвидации конкурентов (как это было с рядом опытных авиационных и электронных производств или с метизным заводом в Перми).
