«Второе издание капитализма» в России - [4]

Но одновременно с сокращением населения в современной России наблюдается его быстрое старение. Очевидно, люди пенсионного возраста в массе своей не могут быть надежным трудовым ресурсом – и тем более не способны к овладению новыми специальностями. Кроме того, они объективно не могут (по состоянию здоровья) и, кстати, не захотят мириться с такими «временными» трудностями и лишениями, с которыми могла бы мириться молодежь (молодая неквалифицированная рабочая сила). Поскольку никакой капитализм ни существовать, ни тем более развиваться без рабочей силы не может, это означает, что «второе издание капитализма» в России осуществляется в принципиально иных условиях по отношению к такому важнейшему фактору, как производительные силы.

Обратимся теперь к некоторым чисто экономическим сюжетам.

Во-первых, глянем на отношения собственности. Капитализм по определению основан на частной собственности на средства производства. К моменту его «первого издания» частнособственнические отношения в России были давно и широко развиты и преобладали в хозяйственной деятельности. Докапиталистическая экономика России основывалась на сельскохозяйственном производстве, опорой которого было помещичье (то есть частнособственническое) землевладение. По мере развития капитализма в России частнособственнические отношения в деревне становились практически всеобъемлющими (последним шагом была столыпинская аграрная реформа). Не менее развит был частный сектор в промышленности. О торговле я уже и не говорю. Разумеется, были община (не везде) и казенная промышленность (с определенного момента – не преобладавшая), но в условиях товарно-денежных отношений они вынуждены были играть по правилам, адекватным частнособственническому производству. Государство-промышленник вело себя так же и действовало по тем же законам, что и частник. В отношениях с государственными и посессионными крестьянами российское государство вело себя как частник (пусть даже частник-крепостник).

Совсем иной была стартовая ситуация в отношениях собственности при «втором издании капитализма». Теперь капитализм утверждался в стране, где существовала практически тотальная государственная собственность на средства производства, где в основном отсутствовали частнособственнические отношения и не действовали законы рынка. Это принципиально иной опыт утверждения капиталистических отношений – и уже в силу одного этого факта «второе издание капитализма» в России не может быть «реставрацией» «первого».

Во-вторых, некорректны и частые ссылки на большую (или даже «особую») роль государственного капитализма тогда и теперь. При чисто формальном сходстве и некоторых общих сопутствующих феноменах (грандиозной коррупции, например) перед нами – две разные схемы государственного капитализма. Государственный капитализм в царской России был всего лишь наследником дореформенной казенной собственности (которую в ряде случаев было трудно отделить от императорской). Дальнейшее развитие государственного капитализма в России определялось в основном военно-стратегическими интересами царизма (отсюда – особый упор на железные дороги, военное производство и смежные отрасли, такие как металлургия). Какие бы колоссальные хищения ни процветали в этом секторе экономики, государственный капитализм в царской России все равно работал прямо на государственную казну и государственные интересы (разумеется, такие, как их понимали – последовательно – императорская семья, высшая бюрократия, правящий класс). В конце концов, именно средства, получаемые от казенной собственности, были одной из двух важнейших статей доходов государственного бюджета в капиталистической царской России (второй – сравнимой – были доходы от винной монополии и других, более мелких, «правительственных регалий»).

В современной же России государственный капитализм построен по неолиберальным схемам. В соответствии с этими схемами государственные предприятия являются акционерными обществами, платящими в государственную казну такие же налоги, как и любые другие АО. А вот прибыль хитрым образом распределяется в узком круге топ-менеджеров (членов правления и т.п.), в большинстве своем – высокопоставленных государственных чиновников. Однако они присваивают эту прибыль не как чиновники, а как частные лица (то есть прибыль идет не должности, а персоне). Особый цинизм этой схемы в том, что она не предполагает покрытие убытков из карманов этих топ-менеджеров: в случае, если предприятие принесет не доходы, а убытки, эти убытки будут покрыты из государственного бюджета, то есть из кармана налогоплательщика!

Говоря иначе, в капиталистической царской России государственный капитализм действительно был государственным капитализмом, а в современной России это – неолиберальная мошенническая ширма, обеспечивающая формально законное, но на деле криминальное (и потому не афишируемое) обогащение бюрократической верхушки.

В-третьих, некорректно и сравнение дореволюционной капиталистической России и современной как «сырьевых империй». Действительно, и та, и другая России – «сырьевые империи». Но сегодняшняя «сырьевая империя» – вовсе не «реставрация» дореволюционной. Начнем с того, что не совпадают виды экспортируемого сырья. Для дореволюционной России это в первую очередь был хлеб, а затем уже – всё остальное (лес, лён, пенька, кожи и меха и т.п.). Для современной России это – нефть и газ, алюминий, лес. То есть современная «сырьевая империя» является