Вся проза в одном томе - [62]

В последние месяцы перед её исчезновением у неё, кажется, наступил сложный период. Не совсем целомудренный вид, не лучший вкус в одежде, слишком много косметики, чересчур высокие каблуки. Казалось, она почему-то вдруг решила надеть на себя маску этакой роковой соблазнительницы, многоопытной разбивательницы сердец. Но это настолько не шло ей, что смотрелось нелепо. Одно время о ней в институте шла дурная молва. Какие-то многочисленные связи, женатые мужчины, разбитые семьи, измены, неприличная разница в возрасте. Это как-то совсем не вязалось с ней. Да я и не обращал никогда внимания на сплетни.

__________

С тех пор прошло около пяти лет. Я закончил институт и поступил в аспирантуру в Германии. Работал по специальности и писал кандидатскую. Женился и стал отцом. Однажды утром я шёл по улице и обратил внимание на девушку, которая шла навстречу. Она показалась мне знакомой, но я не мог вспомнить, где раньше видел её. Тут она заметила меня и улыбнулась, очевидно узнав меня. Остановилась напротив и назвала моё имя. Тот самый детский голосок. И те самые ярко-зелёные огоньки, будто прочитывающие меня всего и сразу. Иначе я бы ни за что не узнал её — настолько она изменилась.

Кроме голоса, ничего не осталось в ней детского. Зато многократно возрос аристократический шарм. Она стала неописуемо красива, даже роскошна. Весьма скромно одетая, она вся блестела, будто осыпанная бриллиантами. В ней появилась статность, достоинство, уверенная в себе неторопливость и взвешенность каждого жеста. Не осталось и следа от той застенчивой и слегка зажатой девочки, что всегда плотно сжимала губки и никогда не смотрела никому в глаза дольше одной секунды. Изменилась причёска, изменилась походка, изменился даже наклон головы. Всегда скромно глядевшая в пол Ксюша — теперь смотрела на меня пристально, неотрывно, чуть свысока, несмотря на свой маленький рост, кверху носиком и улыбаясь полным рядом идеально ровных белоснежных зубов.

— Чем ты сейчас занимаешься? — спросила она меня.

— Пишу диссертацию. Ращу маленького сына. Ему скоро годик. А ты где пропадала все эти годы?

— Жила в Мюнстере.

— Надо же! Я аспирант университета в Мюнстере! Как же мы там не встретились? Ты тоже училась там?

— Нет, я забросила психоанализ. Не пошло.

— Как же ты оказалась в Мюнстере?

— Был один мужчина, который привёз меня туда. Но теперь я совсем одна, и меня потянуло назад… Лучше ты о себе расскажи. О чём твоя диссертация?

— О проблеме свободы воли в психоанализе.

— Это интересно. Расскажи.

— Ну, в общем… Ты, конечно, помнишь — психоанализ утверждает, что наше подсознание намного сильнее сознания. Проблески сознания столь слабы и коротки, а подсознание ежесекундно ведёт нас за собой. Но как же согласовать этот факт со свободой воли? Можно ли считать свободным существо, живущее в рабстве слепой стихийной силе, природа которой ему самому неведома, хотя она и исходит из него самого?

— Кажется, твой любимый профессор считал, что нельзя.

— Да, и я очень чту его. Но в науке всегда с ним полемизировал. Хотя я посещаю его почти каждую неделю, и он очень помогает мне в работе над диссертацией. Просто для него человек — лишь высокоразвитое животное, высшая ступень развития которого — способность понять, что поступаешь неправильно. Однако же он убеждён и доказывает во всех своих научных трудах, что если человека ведёт слепая стихийная сила подсознания — он поступит в соответствии с нею, даже если будет осознавать, что поступает неправильно.

— Выходит, человек — раб самого себя?

— В этом вопросе, как ни в каком другом, психоанализ сливается с философией. Мой профессор — учёный до мозга костей. Для него существует лишь то, что он может увидеть и исследовать. Он изучил тысячи конкретных случаев конфликта между сознанием и подсознанием — и не нашёл ни одного, в котором сознание взяло бы верх. Он учил меня так: величие человека в том, что только человек может сказать о себе: «Я бездарность, мнящая себя гением». Логикой этого не объяснить. Ведь если ты осознаёшь, что бездарность — значит уже не мнишь себя гением. А если мнишь — значит не осознаёшь, что бездарность.

— То есть сознание говорит тебе, что ты бездарность, а какое-то подсознательное стремление заставляет считать себя гением. Но проблески сознания столь слабы и коротки, что ты всё равно продолжаешь считать себя гением, хотя осознаёшь, что неправ.

— Ты моментально всё схватываешь. Может, не стоило тебе забрасывать психоанализ?

— И своей диссертацией ты хочешь доказать, что на подсознание-таки можно повлиять силой воли? Что человек может перестать мнить себя гением?

— Я хочу доказать, что человек, пусть не всякий и не всегда, но всё же способен подняться выше и одолеть разумом стихийную силу подсознания.

— Ты, кажется, считаешь гением своего профессора. Но при этом идёшь против него. Не слишком ли дерзко?

— Это лишь научный диспут, в котором я позволяю себе чуть в большей степени, нежели профессор, отойти от психоанализа в область философии. Это вопрос подхода. Гениальность профессора вне сомнений. Его работы открыли новую страницу в истории психоанализа. К тому же, он мне как отец, которого у меня никогда не было.