Вся проза в одном томе - [53]

(Должен признаться, и среди детей самых породистых аристократов я не встречал такого кроткого послушания и таких ангельских лиц. Однако сколь эфемерно их счастье! Сколь непроницаем колпак, под которым Вы их взрастили! Что ждёт их в будущем? Сколь беззащитны и беспомощны они будут перед ударами жизни, которая ждёт их за колпаком! Воистину растите Вы агнцев средь диких джунглей. Впрочем, не для того я пишу Вам всё это, чтоб Вас судить. Моя история куда лучше любых отвлечённых рассуждений докажет мою правоту.)

Вы многое знаете, и многое происходило на Ваших глазах, но едва ли известно Вам, до какой степени всё решилось уже тогда, в ту первую нашу встречу. Мы с Тимофеем сразу приметили среди Ваших ангелочков одну очень тоненькую и хрупкую татарскую девушку. Она была необыкновенно хорошенькая, да к тому же на плече у неё сидел крошечный рыжий котёнок, и она играла с ним локоном своих волос. Это зрелище вызвало улыбку умиления даже у такого конченого циника, как я.

Мы спросили Вас о ней, и Вы ответили, что девушка эта — одна из самых старших в Вашей большой семье. Ей уже семнадцать (хотя на вид не больше четырнадцати). Она осталась сиротой, едва научившись ходить, после чего и попала к Вам. Звали её Мариам.

Вдоволь наглядевшись на сие дивное создание, мы с Лещёвым вышли покурить, и я тут же спросил его:

— Скажи мне, мой дорогой друг, как человек, лучше меня понимающий в женщинах: не правда ли, из этой прелестной малышки получилась бы идеальная жена для меня? С таким монашеским воспитанием она, пожалуй, станет образцом преданности, терпеливо сносящим любые мои оскорбления.

— Безусловно, — ответил мне Тимофей. — Если бы не тот прискорбный факт, что о такой жене ты мог бы только мечтать, ибо она ни за что в жизни не пойдёт за тебя, а пойдёт за подобного ей крестьянского парня — пускай нищего, но зато набожного и чистого. А у тебя, любезный мой товарищ, (уж не обижайся) все семь смертных грехов на лбу отпечатаны, из-за чего ты и слова ей сказать не успеешь, а только лишь раз бросишь на неё свой сладострастный взгляд — и тем одним уже вызовешь у неё вовсе даже не отвращение, а куда хуже того — жалость к твоей безнадёжно заблудшей душе. Вот ты к женщинам в последнее время присматриваешься и в глазах их не видишь ни капли искренности, а один лишь обман, как бы ни были они искусны в актёрской игре — так же и Мариам, как бы умело ты ни вертелся вокруг неё, моментально поймёт всё по твоим глазам.

— Всё же какая бы она ни была кроткая и смиренная, — возразил я ему, — а жажду комфортной жизни из человека никаким воспитанием не вышибешь. И никакая монашка не устоит перед мужчиной с такими деньгами. В монастырях пропадают разве лишь уродины, которых никто не берёт. Но эта — красива и не может не сознавать этого, как и того, что благодаря своей красоте может жить лучше. А если может — значит непременно захочет и, надеюсь, не окажется настолько глупа, чтобы променять эту лучшую жизнь здесь и сейчас на призрачные обещания загробного мира. Она слишком юна и прелестна, чтобы думать о том, что будет с ней после смерти — это слишком ещё далеко, в то время как завтра уже она может быть счастлива и составить счастье другому. Лично я не знаю более тяжкого греха, чем попусту тратить свою красоту, тем более если верить, что она дана Господом, и знать, насколько она недолговечна. Этот плод созрел, и он слишком аппетитный, чтобы его не сорвать.

— Твои рассуждения справедливы в твоей системе понятий, но ты забываешь о том, что она — из другого мира и совершенно иначе мыслит. Ты верно заметил, что таким девушкам с детства вбивают определённую модель поведения, которая делает её образцом преданности. Но та же самая модель поведения столь же предсказуемо не позволит ей отдать свою жизнь такому порочному человеку, как ты.

— Но и ты в свою очередь забываешь о том, насколько она ещё наивна и неопытна, тем более будучи взращена под колпаком. Она ведь не знает, что я из себя представляю, и я отнюдь не разделяю твою уверенность, что она так легко и скоро сможет это определить. Посему мне кажется, дорогой мой друг, что пришло время мне взять у тебя реванш за серию проигранных пари.

И мы снова взяли листок бумаги. Это уже стало между нами традицией, ежели речь шла о чём-то серьёзном. На сей раз мы изложили суть нашего пари примерно следующим образом:

«Я, нижеподписавшийся Серафим Купцов, сим документом обязуюсь выплатить нижеподписавшемуся Тимофею Лещёву 50% моего капитала, ежели ровно через два года после подписания сего документа Мариам не будет моей законной супругой. В противном случае Тимофей Лещёв обязуется выплатить мне 50% своего капитала».

Срок определили, как обычно, с запасом. Я решил, что лучше уж хватим через край, нежели день венчания вдруг окажется ровно следующим после означенного в документе.

Опять же не стану потчевать Вас подробностями того, как я добивался её руки, ибо это история особая, а моя исповедь и без того уже донельзя затянулась. Да и едва ли Вам будет приятно это читать. Скажу лишь без ложной скромности, что я был на высоте, но и Мариам при всей Вашей строгости Вам поистине не в чем упрекнуть. Просто я оказался сильнее, потому что привык быть сильнее и добиваться поставленной цели. Завоевать Мариам было для меня делом принципа.