Вся проза в одном томе - [200]

— И ты решил поставить над партитурой своё имя, чтобы подготовить зрителя?

— Моё имя было всем известно, мне доверяли, от меня ждали лучшего. Если бы все заранее знали, что ту симфонию написал никому не известный студент — никто бы в ней ничего не понял, потому что не старался бы понять, потому что не ждал бы, что она стоит того, чтобы в ней разобраться. Позже я объявил бы всем, кто настоящий автор.

— Однако он не так уж стеснителен, если судился с тобой.

— Я не ожидал от него такого удара. Он не понял, что я пошёл на это ради него. Он даже не стал меня слушать.

— Думаю, он тоже не ожидал от тебя такого удара. Тебе не приходило в голову сперва обсудить с ним это?

— Он не дал бы мне разрешения. А позже благодарил бы меня. Но он предпочёл сделать себе имя за счёт суда над Челестинским.

— Почему же он проиграл этот суд?

— Не смог доказать. И заметь, с тех самых пор о нём никто ничего не слышал.

Виктор успокоился и снова сел.

— Давай закончим этот разговор, — сказал он. — Я считаю, что поступил правильно.

— А я считаю, что ты берёшь чужое, потому что не достаёт своего. Хоть и придумываешь для этого красивые оправдания. Все эти выдумки — не более чем попытки привлечь к себе внимание, которое не удаётся больше привлечь своей собственной музыкой.

— И это говорит мне человек, который сам своей музыкой не привлёк внимание ни одного человека. Вместо того чтоб болтать и осуждать других — сядь за рояль и покажи, на что ты способен.

Братья больше не возвращались к этой теме и делали вид, будто ничего не случилось. Но в их отношениях прорезалась первая и довольно глубокая трещина, которая очень легко и очень скоро могла превратиться в пропасть.

IV

У Виктора была девушка — Лариса. Если можно назвать девушкой женщину его возраста. Однако выглядела она шикарно. Едва ли ей можно было дать больше двадцати пяти. У неё были на это деньги. С Виктором она поддерживала довольно странные отношения. Странные для нас, но вполне обычные для людей их круга. Они так часто расставались и снова сходились, что иной раз казалось, эти два полярных состояния у них каким-то образом совмещены. Уже лет двадцать, чуть ли не со школьной скамьи у них то и дело возникала любовь до гроба, они обещали друг другу вечно быть вместе и нарожать десяток детей, подавали заявления в ЗАГС — но до свадьбы дело так и не доходило, ибо через месяц они снова изменяли друг другу, ссорились, били посуду и расходились навеки, чтобы ещё через месяц снова сойтись.

Лара была неудавшейся актрисой. В ней не ослабевала надежда когда-нибудь стать звездой, а временами просыпалось чувство, будто она уже ею стала. Она не понимала, что для звезды ей недоставало таланта, недоставало красоты, да и время было давно упущено. Она была завистлива до ужаса и могла часами напролёт перетирать косточки юным красоткам, которые обошли её на пути к славе, с её точки зрения совсем того не заслуживая. Снималась она не меньше и не реже любой звезды, правда лишь в мельчайших эпизодических ролях, оставаясь никем не узнанной, но всё же скрывая лицо за большими солнечными очками и широкополой шляпой — «чтобы не набрасывались поклонники». Однако разъезжать по миру ей доводилось часто и подолгу, а хранить верность дольше одного дня и для неё, и для Виктора было не легче, чем писать симфонии.

И всё же было между ними нечто общее, что неотвратимо влекло их друг к другу. И они снова вымаливали друг у друга прощение за измены, снова начинали жить вместе в его роскошном особняке, снова клялись друг другу в вечной любви и верности, подавали заявление в ЗАГС и придумывали имена будущим детям. И всякий раз оба искренне верили, что на этот раз всё всерьёз и по-настоящему. Но вот, она улетала на очередные съёмки, чтобы за весь фильм появиться в одном единственном кадре в роли официантки, при этом искренне полагая, что это её звёздный час и вот теперь-то её наконец заметят. А Виктор снова обещал терпеливо ждать её, и тоже искренне — но уже на следующий день заводил роман с очередной юной красоткой, что обошла Ларису красотой и талантом. А Лариса — с очередным продюсером, который мог способствовать её карьере. И оба каким-то образом всё узнавали, будто следили друг за другом с помощью частных детективов.

В то время Иван и Виктор уже завершили свои симфонии, но оставались недовольны ими и продолжали вносить бесконечные правки, штудируя учебники гармонии и инструментовки и пытаясь угнаться за вечно ускользающим совершенством. Они были ещё более напряжены и сосредоточены, чем во время сочинения самой музыки, ибо провал становился для каждого всё очевиднее, но всё невозможнее и больнее казалось признаться в этом другому. Иван должен был доказать сам себе, что он уже чего-то стоит, а Виктор — что он ещё чего-то стоит. Для Ивана было важно получить подтверждение тому, что он не просто тень старшего брата, но и сам может писать не хуже. Виктор же отказывался признавать, что Иван пришёл ему на смену, а ему самому пора на свалку.

Когда Лариса пришла, Виктор где-то гулял, а Иван сидел за роялем и дописывал очередные штришки в свою партитуру, где почти не оставалось пустого места. Лариса смотрела на него несколько минут, но он был настолько сконцентрирован, что не замечал этого. Наконец он заметил пронизывающий его взгляд незнакомой женщины и вздрогнул от неожиданности.