Вся проза в одном томе - [199]

Как только Виктор освобождал место за роялем, его занимал Иван. Он тоже решил написать симфонию. Их партитуры — одним карандашом и одним почерком — соседствовали на пюпитре, тесня друг друга и перепутываясь страницами. Для выполнения поставленной задачи обоим не хватало элементарной техники. У Ивана её никогда и не было, у Виктора было когда-то чуть больше, но он давно всё пропил. Однако творцы, как известно, пишут не тогда, когда могут писать, а тогда, когда не могут не писать. Их обоих вдохновила их чудесная, судьбоносная встреча. И, повинуясь вдохновению, они не могли не писать, даже понимая, что писать не могут. А повинуясь характеру, не могли не соревноваться между собой, временами подтрунивая над соперником и раздражая его воспалённое самолюбие колкими замечаниями.

— Ты взял на себя непосильную задачу, — говорил Виктор. — Ты ещё слишком юн, чтобы писать симфонии.

— А ты уже слишком стар, — отвечал Иван. — Ты давно утратил былые навыки, как и былой талант.

— У меня за плечами консерватория и двадцать лет опыта — а у тебя только сельская школа и сельское училище.

— Консерваторию ты не закончил. И двадцать лет не накапливал опыт, а только терял его.

— Ты забываешь главное: у меня было имя, была слава, были деньги. Этот дом, этот рояль, этот кабриолет заработаны моим композиторским и исполнительским трудом. В твоём возрасте я был завален предложениями, выступал с концертами по всему миру, меня каждый день можно было увидеть по телевизору. А кто знает фамилию Шабунин? Кто слышал твою музыку? Кто хоть раз ей аплодировал?

— Нет, это ты забываешь главное. Вся твоя слава держится на одной маленькой пьеске. И я как раз в том возрасте, когда ты написал её, когда ты был способен так писать. У меня есть то, что важнее мастерства и признания — у меня свежие, не пропитанные алкоголем мозги.

И они продолжали писать каждый своё. Один не обсуждал работу другого, но всё равно заглядывал исподтишка в лежавшую рядом партитуру. Место за роялем порой отвоёвывалось чуть ли не физической силой. Всячески стараясь избежать сходства, они приходили к нему окольными путями и всё равно упирались в него носом. Стараясь опередить друг друга по времени, тут же теряли в качестве, что было куда обиднее. Братья вдохновляли и подстёгивали друг друга своей музыкой, но ни один не хотел это признать. Порой один снисходительно предлагал другому помощь, но всегда получал отказ, даже когда помощь очевидно могла бы способствовать качеству. Каждый чувствовал, что за этим роялем решается что-то важное для него, но это важное почему-то концентрировалось для каждого лишь в его собственном самолюбии, которого он не мог уступить ни единой горсти. Гораздо более, нежели борьбой талантов, это было борьбой самолюбий. И ни один не понимал, что из-за этого прежде всего страдает музыка.

Когда один сочинял, другой старался уйти. Однажды Виктор, прогуливаясь по Репино, встретил старого друга — ведущего телепередачи о джазе. В давние времена Челестинский не раз бывал гостем этой программы, беседовал с ведущим и играл джазовые импровизации. Друзья отправились в ресторан, немного выпили, разболтались, и Виктор признался, что пытается восстановить былую форму и вернуться на сцену. В ответ он получил приглашение на запись очередного выпуска. Ивану он ничего не сказал об этом, решил сделать брату сюрприз. Через несколько дней программа вышла в эфир, и Виктор предложил Ивану вместе её посмотреть. Иван с интересом слушал беседу с ведущим, но стоило Виктору сесть за рояль и начать играть, как Иван стал мрачнее тучи. В своей джазовой импровизации Виктор использовал тему из симфонии брата.

— Как это понимать? — спросил Иван, демонстративно выключив телевизор посреди композиции.

— Чем ты недоволен? — удивился Виктор. — Я ожидал благодарности.

— Ты смеёшься? За что я должен благодарить тебя? Ты украл мою тему!

— Благодаря мне твоя музыка впервые прозвучала на публике. Эту передачу смотрят миллионы. И они услышали созданную тобой мелодию намного раньше, чем ты добился бы этого без моей помощи.

— Возможно, я согласился бы на это, но не кажется ли тебе, что ты обязан был спросить у меня разрешение? Похоже, плагиат для тебя — нормальная практика.

— Ты на что намекаешь?

— Именно на то, о чём ты подумал. Я слышал ту историю про симфонию твоего друга, которую ты присвоил себе.

Тут Виктор разозлился не на шутку. Он вскочил с места и забегал по комнате.

— Замолчи! Ты не знаешь, о чём говоришь. Он был фантастически одарён, но совершенно не умел подать себя, сделать себе имя. Он стеснялся собственной музыки, никому её не показывал, боялся выходить с ней на сцену. В наши дни, когда раскрутка значит больше таланта, он так и остался бы в тени и все его шедевры умерли бы вместе с ним.

— Выходит, ты оказал ему услугу тем, что украл его музыку?

— Тебе знакомо понятие «подготовленное восприятие»? Ты даёшь человеку послушать неизвестную ему музыку и говоришь, что это Бетховен. Или даёшь ему послушать ту же самую музыку и говоришь, что это сочинил твой однокурсник. Реакция на ту же музыку у того же самого человека будет разной, иногда противоположной — в зависимости от того, как ты её представишь.